Юнкер Пушкин. (Встречи с внуком поэта)

«Рыжий Сашка», старший сын и любимец поэта, родившийся в 1833 году, служил в кавалерии, во время русско-турецкой войны командовал Нарвским гусарским полком и сохранил его голубой мундир с серебряными шнурами, в качестве боевого отличия.

Последние годы жизни, генерал от кавалерии Александр Александрович Пушкин проживал в Москве, занимал должность почетного опекуна.

Александр Александрович мало что унаследовал от отца, в смысле душевных и умственных качеств. Человек он был средний, любил клубную жизнь, слыл гастрономом, обладал скромными средствами, имел многочисленную семью.

Физическое сходство было зато полнейшее. Притом, гусарская форма, уже давно отмененная, но которую старик-генерал продолжал носить до конца дней, создавала ему среди москвичей известную популярность.

В течение круглого года Александр Александрович жил в Москве, но иной раз проводил лето в деревне, в пензенской усадьбе «Лашмы», в семье своей единоутробной сестры, урожденной Ланской, бывшей в замужестве за генералом И. А. Араповым.

Это ее перу принадлежат, между прочим, интересные мемуары, проливавшие яркий свет на духовный мир матери, бывшей красавицы Натали Гончаровой, вдовы поэта, во втором браке – Ланской, печатавшиеся в предвоенные годы в воскресном приложении к «Новому времени». Здесь же обычно гостила и его родная сестра, старшая дочь поэта, седая, худенькая старушка Мария Александровна Гартунг (1832 – 1919).

Александр Александрович Пушкин скончался в 1914…

* * *

Старший внук поэта, Сергей Александрович Пушкин¹, в 1893 – 1896 годах был юнкером Николаевского Кавалерийского Училища. Это был юноша нехитрый и простодушный, весьма симпатичный, но пылкий и легкомысленный, не питавший к наукам ни любви, ни влечения. Но зато ездок он был превосходный, едва ли не лучший из всех юнкеров эскадрона.

В воспоминаниях трудно представить его иначе, как только в манеже, сидящим верхом на самых горячих, на самых норовистых лошадях, берущим головоломные препятствия, или же в дортуаре второго, т.н. «лермонтовского» взвода, сидящим на деревянной кобыле и предлагающим на пари выдернуть из-под его плотно прижатой ляшки платок.

Это удавалось не всякому, даже обладавшему значительной физической силой, взводному унтер-офицеру, великому князю Борису.

Пушкин был прекрасный товарищ, милый, сердечный, доброжелательный юноша, пользовавшийся всеобщей любовью. Особые симпатии питал к нему школьный берейтор Белявский.

– Господин Пушкин буде большой енерал! – говаривал бывало Белявский, подкручивая длинные хохлацкие усы, щелкая хлыстом по кожаным леям. – Господин Пушкин мае добрые шенкеля! Чи «Хвортуна», чи «Баядерка», для господина Пушкина усе единственно! Орел!

На вечерних перекличках Сергей Пушкин стоял в задней шеренге, укрывшись от начальнического взора, небрежно прислонясь поясницей к перилам «корнетской» лестницы. Когда эскадронный вахмистр выкликал, по списку, его фамилию:

– Пушкин!

Он отвечал каким-то забавным фальцетом, по-козлиному:

– Э!

Пушкин с крайней добросовестностью поддерживал традиции школы, безжалостно поворачивая молодых юнкеров налево-кругом, контролировал свежесть перчаток, портупеи, носового платка, спрашивал про отличия кавалерийских полков – серебряные трубы, литавры, георгиевские петлицы; вообще, по отношению к молодежи, был «строг, но справедлив».

– Молодой, стоянка Ямбургского полка?.. Что на вальтрапе кавалергардов?.. Правильно, молодой!.. Кругом!.. Ать-два! Ногу выше!.. Доложите капралу, что корнет Пушкин вами доволен!

Кроме того, спрашивал про «бессмертие души рябчика» и требовал безукоризненного знания «Звериады», кажется, единственного стихотворения, которое знал сам наизусть. Пушкин не увлекался поэзией, даже произведениями своего деда…

¹ Юрий Галич в газете «Сегодня» (1937, № 46) внёс поправку в текст собственного «фельетона»: «Автор фельетона “Юнкер Пушкин” исправляет допущенную неточность. Старшим внуком поэта, в описываемую эпоху, был не Сергей Александрович, а его брат, бронницкого уезда предводитель дворянства, в звании камер-юнкера, Александр Александрович Пушкин».

* * *

Сергей Пушкин был подлинный портрет деда. Фамильное сходство было выражено во всем, до мельчайших деталей. Те же слегка вьющиеся русые кудри, тот же характерный овал смуглого, длинного, выразительного лица, слегка приплюснутый нос с небольшой горбинкой, те же сочные африканские губы, те же слегка насмешливые серо-голубые глаза.

Маленький, ловкий, подвижный, в коротком мундирчике, в синих рейтузах, плотно обхватывавших его крепкие мускулистые ноги, в лаковых ботиках, в савельевских шпорах с «малиновым» звоном, – таким он запомнился навсегда.

Пушкин вечно разгуливал по эскадрону в кавалергардской бело-алой фуражке. В этот полк он рассчитывал выйти по окончании школы: «Бренчат кавалергарда шпоры».

Впрочем, он едва ли подозревал, кому принадлежат эти знаменитые строфы. В той же кавалергардской фуражке он появлялся во время чтения «Приказа по Курилке» и, в качестве генерал-майора, зазимовавшего на старшем курсе, исполнял на церемонии роль ассистента.

Во время лекций, когда бывало его вызывали к доске, Пушкин выводил мелом химическую формулу H₂O, и познания его этим исчерпывались. Профессор-химик, капитан Козловский (впоследствии один из организаторов кронштадтского антибольшевистского выступления), улыбался и ставил ему шестерку.

Когда в класс приходил батюшка, отец Жилин, произведенный юнкерами за отличие по службе в «штабс-ротмистры», Пушкин обращался к нему с неизменной фразой:

– Господин штабс-ротмистр, расскажите нам о скопцах?

– Пушкин, оставьте ваши непристойные шутки! – с доброй улыбкой отвечал батюшка. – Я уже беседовал об этих зловредных сектантах!

Класс давился от хохота.

Когда Пушкина вызывал полковник генерального штаба Дедюлин (впоследствии дворцовый комендант), читавший «Историю Конницы», предлагал рассказать о битве под Росбахом в 1757 году и знаменитой атаке Зейдлица, в заключении обращался с летучим вопросом:

– Ну, а скажите нам, Пушкин, почему Петр Великий не мог принять участие в этом славном сражении?

– Петр Великий был занят великими реформами! – бойко отвечал Пушкин при дружном хохоте класса.

– Правильно, – улыбался Дедюлин и ставил ему шестерку.

Вообще, в науках он был совсем слаб и даже в языках, за исключением разве французского, спотыкался и хромал на все четыре копыта, и отношение к наукам определял краткой юнкерской формулой:

«Никаких языков, кроме копченых,

Никаких тел, кроме женских,

Никаких карт, кроме игральных,

Никаких историй, кроме скандальных!»

Сергей Пушкин был великий затейник и балагур. Пусть не взял он ни крупицы от деда, но стояла за ним его светлая тень, веселая шутка, бойкое и кипучее, от избытка таящихся сил озорство!

Когда в Красносельском лагере, от школьного поставщика-шапочника Херкуса появлялся бывало за деньгами и новыми заказами его сын, юнкера проделывали над ним шуточную комедию.

Они хватали маленького Абрашку и волокли к конюшням, на скаковой круг. Пушкин садился на «Баядерку», с помощью юнкеров втаскивал Херкуса на седло, крепко обхватывал сзади руками.

Абрашка визжит, отбивается, делает отчаянную попытку освободится. Лицо его покрывается смертельной бледностью, Пушкин дает шпоры кобыле и скачет на впереди стоящий барьер.

– Гоп!

Чисто взят хердель и чухонский забор. В два темпа взята «корзинка», каменная стенка и вал. Пушкин вместе с барахтающимся у него на передней луке злополучным наездником уже несется на самый страшный барьер – на канаву с водой.

Раздирающий крик оглашает военное поле. Юнкера, с хохотом, следят за комическим спектаклем, держат пари – загремит Абрашка или нет? Канава все ближе. Абрашка вцепился в Пушкина и ревет благим матом.

– Гоп!

Оттолкнувшись стальными ногами, «Баядерка» делает гигантский прыжок и, распластавшись как птица, благополучно перелетает канаву. Близкого к потере сознания шапочника юнкера снимают с седла, суют деньги, отпаивают водкой и пивом.

* * *

Благодаря «звонкому» поведению и малой успешности в науках, отчасти по скудости средств, Сергей Пушкин не вышел в кавалергарды. В августе 1896 года он был произведен в корнеты и поступил в Астраханский драгунский полк, расположенный в Бессарабии.

Вскоре, по желанию отца, перевелся в Москву, в Сумский драгунский полк. Прослужив в полку несколько лет, стал героем трагического романа и застрелился.

Такова страничка воспоминаний, связанная с именем поэта и одного из его ближайших потомков, за которым невольно вырастала тень великого деда.

Из других родственников поэта вспоминается еще Ахтырского гусарского полка ротмистр Пушкин – по боковой ветви, от Льва Сергеевича Пушкина, брата поэта (1805 – 1852), умного и способного, но чрезвычайно ветреного и беспечного человека, как известно причинявшего поэту большие заботы, – и полковник Павлищев – потомок любимой сестры Ольги (1797 – 1868) – командовавший во время войны кавалерийской бригадой…

«Сегодня» (Рига, Латвия). 1937. №45 (14 февраля). С. 4.