Мгновения с Юлианом Семеновым. Часть 6. Штирлиц – это Семенов

«Придумал» – конечно же, верно, но только отчасти. Точнее будет сказать: вырастил из реальных биографий и реальных деяний целого ряда выдающихся советских разведчиков, живых и мертвых.

– Что такое Штирлиц для меня? – говорил Юлиан Семенович в одной из телепередач. – Это возможность рассмотреть какой-то новый период мировой истории, поразмышлять о позиции нашей Родины и позиции противоборствующих нам сил. И, конечно же, это – собирательный образ…

В семеновском Штирлице, который и «Владимиров», и «Исаев», и «Бользен», и «доктор Бруни», и «Юстас», и «Юргенс», – черты многих советских разведчиков: Рихарда Зорге, Вильяма Фишера (Абеля), Льва Маневича, Яна Берзиня, Николая Кузнецова, Ивана Колоса, Джорджа Блейка, Леопольда Треппера, Януша Радзивилла, Кима Филби, Гордона Лонсдейла, Шандора Радо. С последним, одним из немногих оставшихся в живых маститых резидентов советской разведки за рубежом, Юлиан был не только знаком, но и дружил долгие годы. Радо, венгр по национальности, в годы второй мировой войны руководил советской агентурной сетью в Швейцарии.

«Юлиан Семенов, – писал прославленный разведчик, – не только художник, но и политик, историк, социолог, психолог, педагог. Который учит читателя всему, что понял и знает сам, в чем непоколебимо и выстраданно убежден».

Последний роман, где появляется Штирлиц – «Отчаяние», посвящен светлой памяти Шандора Радо, работавшего под агентурной кличкой «Дора».

В числе живых прообразов своего Исаева Юлиан Семенович назвал однажды фамилию «Черняк». Вероятнее всего, это псевдоним до сих пор не рассекреченного агента. Разведчик милостью божьей, Ян Петрович Черняк 11 лет, начиная с довоенной поры, руководил агентурной группой ГРУ (Главного разведывательного управления), действовавшей в Берлине.

(К слову, примечательный факт: в тридцатые годы многие хорошо законспирированные, крупные советские шпионы в Германии были евреями! Бертольд Ильк, венгерский еврей, возглавлял столичную резидентуру. Его помощник – Мориц Вайнштейн. Их перед самой войной сменили Борис Берман и Абрам Израилович).

Черняк еще в середине 20-х сколотил разведгруппу «Крона», в которую входило более тридцати немцев. Эти люди занимали достаточно ответственные посты в силовых ведомствах рейха, а также в военно-промышленном комплексе. Благодаря своим помощникам, Черняк передал в Центр огромное количество важнейшей информации. И вот что удивительно: ни один из членов его группы не провалился, не был раскрыт противником. Спустя много лет, в правление Ельцина, Яну Черняку присвоили звание Героя России.

Но, пожалуй, наиболее ценными при создании образа Отто фон Штирлица стали для Юлиана Семенова сведения, только-только слегка приоткрытые, о деятельности советского агента в Берлине по кличке «Брайтенбах». «Юлик» получил эти материалы от своих друзей-чекистов, явно не без согласия всесильного Председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова.

В одной из наших бесед он похвастался, понятное дело, с оговоркой – «Не для вражеских ушей!»:

– Когда я взглянул на досье «Брайтенбаха», сразу понял – это мой Штирлиц, это – он!

Хотя, как теперь известно, к периоду «зимне-весенних мгновений» сорок пятого года, составивших время действия романа Семенова, гауптштурмфюрера СС Вилли Лемана – таково настоящее имя советского агента – уже не было в живых.

Чистокровный ариец, Вилли в семнадцать лет пошел добровольцем на флот и отслужил на боевых кораблях почти десятилетие. В 1911 году, демобилизовавшись, поступил в прусскую криминальную полицию, стал офицером контрразведки полицайпрезидиума немецкой столицы. Отличился в годы I мировой войны как серьезный оперативник, который разоблачил и задержал несколько вражеских агентов. Был удостоен Железного Креста 3 степени.

В 20-е годы, когда началось формирование штурмовых отрядов нацистского толка, Леман стал понемногу осознавать, куда поворачивает Германия. В конечном итоге, был завербован упомянутым выше советским разведчиком Морицом Иосифовичем Вайнштейном и получил агентурный псевдоним «Брайтенбах».

Вилли успешно продвигался по службе. Когда фашисты пришли к власти и была учреждена тайная полиция – гестапо, отдел Лемана полностью вошел в состав этого важнейшего подразделения РСХА. Он вступил в ряды СС, в 1936 году стал начальником отдела контрразведки на предприятиях военной промышленности Германии.

Именно Леман-»Брайтенбах» проинформировал советское руководство о начале работ по производству жидкостных ракет дальнего действия, которые создавал Вернер фон Браун, о постановке на конвейер новейших цельнометаллических истребителей и самоходных орудий, о закладке 70 подлодок и разработке нервно-паралитических отравляющих веществ. Леман – один из тех, кто сообщил в Центр дату и время начала германского вторжения в СССР – 4 часа 22 июня 1941 года. Эта информация легла на стол к Сталину. Реакция его всем нам известна: «Не поддаваться провокациям!»

С началом войны оперативная связь с ценнейшим агентом прервалась. Как стало известно уже в наши дни, в январе сорок второго года шеф реферата обшей контрразведки гестапо, гауптштурмфюрер Вилли Леман был арестован и расстрелян.

Многое указывает на то, что Исаев-Штирлиц времен «семнадцати мгновений» очень похож на довоенного агента советской разведки «Брайтенбаха»-Лемана, числившегося в ГРУ под номером А-201.

Как я уже сказал, Юлиан Семенович придумал своего Исаева в 1965 году. И потихоньку персонаж стал обрастать серьезной, прямо-таки стопроцентно достоверной биографией-«легендой».

Из книг Семенова мы узнаем, что отец Исаева-Штирлица – профессор Петербургского университета Владимир Александрович Владимиров. В царской охранке был на большом «крючке». Уволен из университета за свободомыслие, уехал на Дальний Восток. Женился на красивой девушке Олесе, которая умерла, когда сыну исполнилось 5 лет.

Впервые фамилия «Исаев» появляется у Семенова в романе «Бриллианты для диктатуры пролетариата». В эстонской столице Ревель (Таллинн) некий молодой, подающий надежды журналист Всеволод, по «легенде» штабс-капитан Максим Исаев, способствует возвращению Советской России этих самых бриллиантов.

Через год, в 22-м, его забрасывают во Владивосток, где власть захватили белогвардейцы. Исаев работает репортером парижской газеты. Первое же свое разведзадание – проникнуть в штаб к Колчаку – выполняет блестяще. За работу на Дальнем Востоке Исаев, которому «Пароль не нужен», получает орден Трудового Красного Знамени.

Но еще до того разведчик Всеволод Владимиров, став Исаевым, меняет также имя и отчество. Он называет себя Максимом Максимовичем в честь друга отца – Максима Максимовича Литвинова, старого большевика, будущего выдающегося советского дипломата, посла СССР в США, наркома иностранных дел с 1930 года. В 39-м, когда Сталин и Молотов начали заигрывать с нацистами, Литвинова сняли с должности министра, дабы не нервировать Гитлера и Риббентропа. Фашисты, не стесняясь, называли главу советского дипломатического корпуса «паршивым евреем». В отличие от советских граждан, они прекрасно знали его настоящую фамилию – Меер-Генох Мовшевич Валлах.

В 1928 году по указанию начальника ОГПУ Вячеслава Рудольфовича Менжинского, известного революционера, юриста и полиглота, Исаев внедряется в немецкую национал-социалистическую партию (НСДАП) под именем Отто фон Штирлица, перебирается в Берлин и, между прочим, становится чемпионом столицы по теннису.

В политической хронике «Третья карта», одном из романов о Штирлице, вышедшем в 1973 году (действие происходит в последние дни перед нападением Германии на СССР), есть такая фраза:

«В таинственной и непознанной перекрещиваемости человеческих судеб сокрыто одно из главных таинств мира».

Юлиан Семенов наслаждался им же самим рождаемой, совсем не детективной, а мистической «перекрещиваемостью человеческих судеб».

В «Майоре Вихре» (1967 год) Отто фон Штирлиц, находясь в оккупированной фашистами Польше, почувствовал за собой слежку. Выяснилось, что за штандартенфюрером СС, естественно, не зная, кто он на самом деле, охотится один из членов группы «Вихря». Когда они встречаются лицом к лицу, Штирлиц узнает в молодом человеке своего сына. Впрочем, о существовании Владимирова-младшего разведчик знал уже несколько лет.

«В сорок первом году он был откомандирован в Токио. Здесь, встретившись на приеме в шведском посольстве с Рихардом Зорге, говорил с ним о планах нападения на СССР, которые разрабатывают в генштабе. Рихард устроил ему встречу с секретарем советского посольства. Тот показал фотографию: на Исаева смотрел парень – он сам, только в двадцать третьем году! Это был его сын Александр Исаев. Штирлица словно обожгло, опрокинуло. Он почувствовал себя маленьким и пустым – совсем одиноким в этом чужом ему мире. А потом, заслоняя все, появилось перед глазами лицо Сашеньки Гаврилиной. Оно было таким ощутимым, видимым, близким, что Исаев поднялся и несколько мгновений стоял зажмурившись. Потом спросил:

– Мальчик знает, чей он сын?

– Нет.

– Когда вы нашли их?

– В тридцать девятом, когда парень пришел за паспортом.

– Что делает Сашенька?

– Вот, – сказал секретарь, – здесь все о них.

И он дал Исаеву прочитать несколько страничек убористого машинописного текста.

– Я могу ей написать?

– Она будет очень рада.

– Она…

– Все эти годы она была одна»…

Сведения о капитане-разведчике Владимирове, сыне Штирлица, мелькнут потом в романе «Бомба для председателя». А затем следы его затеряются где-то в колымском лагере, где Владимиров-младший будет расстрелян. По приказу Берия расстреляют и жену Исаева-Штирлица – Сашеньку Гаврилину, ставшую алкоголичкой и живущую последние годы с другим мужем…

Для разведчика война никогда не кончается. Три толщенные книги «Экспансии» также посвящены Штирлицу, ушедшему весной, накануне разгрома гитлеровской Германии, на Запад: «Экспансия-1» – это Испания конца войны, второй и третий том – Аргентина, Парагвай, Южная Америка.

В последние майские дни 1945-го Отто Штирлиц оказывается в заснеженных Андах. Здесь укрылись тысячи нацистов, среди них много физиков-атомщиков. Скрестились интересы различных разведок, завязывается сложная и опасная интрига. Штандартенфюрер встречается со своим давним «другом», бывшим шефом гестапо Генрихом Мюллером…

В 47-м, в трюме парохода, идущего через Атлантику, наш герой возвращается в Россию. Этому возвращению посвящен роман «Отчаяние», последний из многотомной саги Семенова про Штирлица-Исаева-Владимирова.

Родина встречает героя-разведчика… тюремной камерой на Лубянке. Его коллеги из КГБ собираются использовать своего заключенного на готовящемся процессе «убийц в белых халатах», а также в других антисемитских акциях. Неожиданно Исаев оказывается в одной камере со шведским дипломатом, арестованным в Берлине советской контрразведкой, Раулем Валленбергом – защитником евреев, чья судьба так и осталась загадкой для всего мира.

Исаев в романе «Отчаяние» сталкивается с грязью, шантажом, ненавистью друг к другу «товарищей» из кремлевских коридоров власти. В изматывающей борьбе со смертью непросто отличить врага от друга, своих от чужих. И только врожденное чутье настоящего разведчика-профессионала помогает полковнику КГБ Владимирову выйти живым из мрачной паутины последних лет культа личности «вождя всех народов».

Мы видим Сталина, Хрущева, Маленкова, Берия, Абакумова, Деканозова. Смещение с поста министра обороны Жукова, опала «старой гвардии» – Молотова, Кагановича, Ворошилова, новая волна арестов в НКВД…

Поразительная вещь: и адмирал Канарис, возглавлявший германскую военную разведку вплоть до его казни в апреле 44-го, после неудавшегося покушения на Гитлера, и тот же Генрих Мюллер, начальник немецкой государственной тайной полиции (гестапо), восхищались работой советского НКВД, порой честно признавались, что русские переиграли их в той или иной операции. Поразительно, потому что внутренний террор и кадровая чехарда, в которой постоянно, как в адском котле, варились сотрудники советских органов госбезопасности, казалось, должны были полностью парализовать все секретные службы. Но… «умом Россию не понять!»

Я знаю об этой безжалостной и удушающей атмосфере в спецслужбах СССР не понаслышке и не только из книг, а на примере собственного отца, Михаила Моисеевича Эскина. Призванный из моряков в ленинградскую спецшколу, он прослужил в СМЕРШ, военной контрразведке, всю войну, от звонка до звонка. Прошел путь от Днепра до Берлина, где 9 мая сорок пятого года встречал свой 33-й день рождения. Был несколько раз ранен, кроме орденов Красной Звезды и Отечественной войны, полученных в боях за Кавказ и Сталинград, отмечен солдатской медалью «За отвагу», многими другими наградами, грамотами Верховного Главнокомандующего. В 51-м, когда мы жили с отцом в Германии, где он служил в оккупационных войсках старшим оперуполномоченным Берлинского военного округа, его нежданно-негаданно, в двадцать четыре часа вышвырнули из органов – в период очередной перетасовки «наверху», в московских кабинетах спецслужб. А спустя несколько месяцев «последний еврей в контрразведке Советского Союза» (как назвал однажды отца знакомый генерал КГБ – я это слышал во время именинного застолья сотрудников отдела) ушел из жизни при весьма загадочных обстоятельствах.

Вот краткая, но выразительная летопись кровавых перетасовок в высших эшелонах контрразведки СССР, начиная с 1933 года:

Марк Гай – глава отдела, человек интеллигентный и образованный (гимназия, художественное училище, юридический факультет Киевского университета), после трех лет пребывания на посту в Москве, отправлен в Сибирь и вскоре расстрелян.

Израиль Леплевский, старый большевик, чекист с 1918 года. Пробыл в должности руководителя военной контрразведки год. Переведен на Украину, арестован, расстрелян.

В 1937-м главой «особистов» стал Николай Журид, как и Марк Гай, получивший образование на юридическом факультете Киевского университета, окончивший военное училище в Одессе. Проработал в Москве девять месяцев. Арестован, расстрелян.

Журида сменил на посту ленинградец Леонид Заковский (Штубис), пошел на повышение – стал заместителем наркома внутренних дел. В 1939-м расстрелян.

Затем несколько месяцев отделом руководил Николай Федоров. Расстрелян в 40-м.

Выпускник Военной академии имени М. В. Фрунзе Виктор Бочков был главным контрразведчиком страны аж целых полтора года, затем его внезапно назначили генпрокурором СССР. Он единственный из руководителей управления, кто выжил и благополучно дотянул до пенсии.

Перед самой войной хозяином рокового кабинета стал Анатолий Михеев. Когда начались боевые действия, он отбыл в штаб фронта, оборонявшего Киев, попал в окружение и в сентябре 1941-го погиб.

С этого дня и до конца войны советскую контрразведку возглавлял жесткий и мрачный генерал Виктор Абакумов (к слову, один из организаторов убийства Соломона Михоэлса). В 1951 году по приказу Берия его арестовали. Смерть Сталина на время спасла черного дьявола от расстрела. Но в декабре 1954-го, уже при Хрущеве, он отправился на тот свет следом за Лаврентием Павловичем Берия, к своим предшественникам на посту руководителя СМЕРШ.

В романе «Отчаяние», завершающемся 1953-м годом, есть примечательная сцена.

Сталин, услышав фамилию разведчика – «Штирлиц», спрашивает:

– Еврей?

Ему отвечают:

– Русский.

– Штирлиц – не русское имя. Пройдет на процессе, как еврей, вздернем на Лобном месте вместе с изуверами.

Вскоре Исаев оказывается во Владимирском политическом изоляторе – полуослепший от истязаний, беззубый, с перебитыми ногами…

В конце романа, уже после смерти «кремлевского горца» Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ефремович Ворошилов вручает Владимирову-Штирлицу Золотую Звезду Героя Советского Союза. Через месяц полковник внешней разведки уходит в запас, начинает работать в Институте истории по теме «Национал-социализм, неофашизм; модификации тоталитаризма».

«Отчаяние» заканчивается испепеляюще ироничной фразой, стилизованной на манер идеологических резолюций несгибаемых коммуняк:

«Ознакомившись с текстом диссертации, секретарь ЦК Суслов порекомендовал присвоить товарищу Владимирову звание доктора наук без защиты, а рукопись изъять и передать в спецхран».

Вот и вся судьба Штирлица – удивительной «придумки» Юлиана Семеновича Семенова, сочинителя самых популярных советских детективов.

Не только читатели в своих многочисленных письмах буквально требовали от создателя полюбившегося всем образа советского разведчика продолжения книг о нем. Но и многие зарубежные коллеги Семенова по детективному жанру призывали к тому же. В одном из писем Жорж Сименон убеждал своего друга: «В своих политических хрониках Вы имеете уникальную возможность через судьбу Вашего Штирлица показать историю недавнего прошлого, она того заслуживает».

Разведчику Владимирову-Исаеву, Максу Отто фон Штирлицу писатель Юлиан Семенов посвятил тринадцать (!) больших сочинений и одну чудесную новеллу – «Нежность», действие которой происходит в 28-м году. Она рассказывает о трогательной любви Сашеньки Гаврилиной и молодого Максима Исаева.

Многие из людей моего поколения и старше хорошо помнят, какое потрясающее впечатление произвел роман «Семнадцать мгновений весны», который был опубликован в журнале «Знамя» в середине 69-го года. Книга захватывала с первых строчек.

«Сначала Штирлиц не поверил себе: в саду пел соловей. Воздух был студеным, голубоватым, и, хотя тона кругом были весенние, февральские, осторожные, снег еще лежал плотный и без той внутренней, робкой синевы, которая всегда предшествует ночному таянию.

Соловей пел в орешнике, который спускался к реке, возле дубовой рощи. Могучие стволы старых деревьев были черные; пахло в парке свежезамороженной рыбой. Сопутствующего весне сильного запаха прошлогодней березовой и дубовой прели еще не было, а соловей заливался вовсю – щелкал, рассыпался трелью, ломкой и беззащитной в этом черном, тихом парке.

Штирлиц вспомнил деда: старик умел разговаривать с птицами. Он садился под деревом, подманивал синицу и подолгу смотрел на пичугу, и глаза у него делались тоже птичьими – быстрыми, черными бусинками, и птицы совсем не боялись его.

«Пинь-пинь-тарарах!» – высвистывал дед.

И синицы отвечали ему – доверительно и весело.

Солнце ушло, и черные стволы деревьев опрокинулись на белый снег фиолетовыми ровными тенями…»

Вот такой трогательный, лиричный запев. И вдруг – резкие цифры посреди страницы обрывают новеллу:

12. 2. 1945 (18 часов 38 минут)

Все. Четко, с астрономической дотошностью обозначено начало сюжета.

Мгновение номер один.

Первый, типично семеновский диалог между Штирлицем и пастором Шлагом:

« – Как вы думаете, пастор, чего больше в человеке – человека или животного?

– Я думаю, что того и другого в человеке поровну.

– Так не может быть.

– Может быть только так.

– Нет.

– В противном случае что-нибудь одно давно бы уже победило.

– Вы упрекаете нас в том, что мы апеллируем к низменному, считая духовное вторичным…»

Умная, философичная манера письма в сочетании со строго документальной и лаконичной тканью прозы, авантюрный сюжет, обилие «совершенно секретной» информации, яркие и достоверные образы героев, как «наших», так и врагов, – все это подкупало и мгновенно сделало «Мгновения» самым популярным и увлекательным чтивом «самого читающего» на планете народа.

Не удивительно, что уже спустя три года книга была экранизирована, и телесериал, блестяще сработанный Татьяной Лиозновой, стал культовой лентой советского кинематографа.

Известный американский исследователь русской литературы Вальтер Лакер, много занимавшийся изучением творчества Семенова, говорит:

«Штирлиц – герой нашего времени. Рыцарь, живущий по законам короля Артура. Он не совершил ни одной подлости и поэтому никогда не устареет».

На мой взгляд, главное достоинство романа «Семнадцать мгновений весны» в том, что Семенов великолепно и обнаженно показал главное в работе разведчика: процесс его мышления, его логических построений и умозаключений. Не случайно постоянным рефреном звучит в тексте фраза – «Информация к размышлению». Она ключевая, она – разгадка всего образного строя произведения. Главное оружие разведчика – ум. Это важнее умения стрелять. Информация, размышление, сопоставление фактов, выводы – вот в чем заключается работа разведчика-нелегала.

Однажды Юлиан Семенович, подробно рассказав о реальных прообразах своего героя, вдруг, хитро прищурился.

– А вообще-то, Штирлиц – это я!

«Странное» признание не показалось мне, – а думаю, что и многим телезрителям, – неким кокетством, экстравагантностью, позерством. Невольно вспомнилось толстовское: «Наташа Ростова – это я».

Понятно, что в любого своего героя писатель переносит частицу себя. Но, похоже, тут особый вариант. Этот феномен глубоко исследован Зигмундом Фрейдом в работах по психологии творчества. В Штирлице не просто отразились природный семеновский ум, его железная логика и огромная эрудиция, невероятная работоспособность и твердая воля, унаследованная от отца – Семена Ляндреса. В данном случае, говоря по Фрейду, свершается «сублимация» тайных, подспудных желаний и несбыточных надежд «Юлика»: вот таким – стройным красавцем, подтянутым, немногословным, творящим невероятно важное для Родины дело, – он сам хотел бы быть. А с другой стороны, Семенов и был во многом Штирлицем – глубоко законспирированным, при всем своем внешнем благополучии, буйном эпикурействе, несметном числе друзей и знакомых – одиноким, незащищенным, ранимым человеком.

То, что в семеновском герое немало бытовых примет самого автора, отмечали многие. Так, Генрих Боровик, известный советский журналист, с сыном которого Артемом (ныне покойным – разбился или «разбили» в авиакатастрофе) Юлиан в последние годы жизни затеет газету, а потом и целый медиа-концерн «Совершенно секретно», – так вот,близкий друг писателя говорит: «Я узнаю в Исаеве его, Юлика, словечки, привычки, даже кулинарные пристрастия».

Семенов никогда – ни в беседах «тет-а-тет», ни в дружеских компаниях, тем более – прилюдно, не раскрывал свои источники информации, обычно отделывался шуточками, таинственными полунамеками или какой-нибудь высокопарной фразой, типа: «Я горжусь тем, что представители этой мужественной профессии мне доверяют».

Уже после смерти Юлина Семеновича его младшая дочь Оля сказала корреспонденту:

– Думаю, что, конечно же, ему помогал в определенный момент Андропов, потому что «Семнадцать мгновений весны» – это был, в общем-то, заказ Андропова…

Что ж, вполне можно предположить, что председателю КГБ Юрию Владимировичу Андропову очень хотелось внедрить в сознание народа образ благородного чекиста, самоотверженного и бескорыстного патриота, который стал бы общенациональным символом, героем и любимцем советского люда.

Предположение дочери о «заказе» вызвало весьма бурную реакцию у друзей «Юлика», потому что прошли времена, когда близость к могущественному и многолетнему владыке Лубянки, а потом и генсеку КПСС, почиталась за великое достоинство. Теперь вчерашние царедворцы «разоблачали» деспота-интеллектуала, писавшего лирические стихи и утюжившего Венгрию танками. Первым возмутился Генрих Боровик. «Это бред собачий! Конечно, Юлик с ними (с кэгэбистами) дружил. Он так и говорил: «Продуктивнее с ними дружить, чем быть ими выслеживаемым».

Трудно сказать, кто прав: Оля или ее оппоненты. Но то, что Андропову жуть как нравился киношный образ Отто Макса фон Штирлица, известно достоверно. А недавно и полковник КГБ Владимир Путин, вручая орден народному артисту СССР Вячеславу Тихонову, на всю страну объяснился в любви к полковнику Исаеву!

Всю жизнь Юлиана Семеновича преследовал слух о том, что он не просто близок к органам безопасности, а состоит на службе в Комитете, причем в звании… полковника. Некоторые коллеги по литературному цеху, в основном не первого эшелона, со злорадным удовольствием раздували этот «шлюх». Но и такие серьезные, честные писатели, как Григорий Бакланов и Анатолий Рыбаков, были убеждены в справедливости шепотков о «порочащих связях» прародителя Штирлица, и демонстративно не здоровались с Семеновым. Наверняка он втайне страдал от этого, но наружно воспринимал их высокомерное отношение к себе и к своему творчеству весело и наплевательски. Правда, такие же упреки Семенов иногда получал и на встречах с читателями – встречах, которые, к слову, всегда проходили с переаншлагом.

А недавно в Израиле писателя из «полковников» повысили в «генералы»! «Окна», еженедельное приложение к русскоязычной газете «Вести», опубликовало воспоминания Аркадия Циммермана, в которых всплыло вот такое «сенсационное открытие»:

«… Однажды выступал небезызвестный Юлиан Семенов. Мы подозревали, что он связан как-то с УГБ, но не предполагали, что это один из восьми генералов этой доблестной организации, ставший писателем… По видимости, он имел доступ к целому ряду архивных материалов, потому так правдиво звучали его книги».

В сноске, правда, тактично сказано, что «редакция не располагает подобными сведениями об известном прозаике и публицисте, но в то же время не имеет возможности поставить под сомнение, без конкретных на то оснований, информированность автора публикуемых воспоминаний».

Безапелляционное заявление о генеральском титуле писателя Семенова стоит того, чтоб на нем задержаться.

Согласен, что Юлиан Семенович имел серьезные связи в органах. Пример с режиссером Геннадием Примаком, диссидентом, «подопечным» КГБ, ставившем в нашем театре «Провокацию», – тому наглядное свидетельство. «Имел доступ к целому ряду архивных материалов, потому так правдиво звучали его книги» – согласен! Но «правдиво звучали» не в силу того, что, якобы, ходил в генералах, а все-таки потому, что был чертовски талантлив!

Ветеран секретных служб, ныне покойный, Владимир Мещерский писал:

«Юлиан Семенов создал из отрывочных, лаконичных документальных данных и хроники разведки остросюжетное повествование, в центре которого воспринимаемый нами, как живой, Максим Максимович Исаев, смелый, талантливый боец невидимого фронта. Хотя сам Семенов был далек от разведки (Выделено мной. – Б.Э.), порой путал и ошибался в относящихся к ней вопросах, это не помешало ему создать полнокровный образ советского разведчика, пользующегося широкими симпатиями в России до настоящего времени».

Думаю, «генерал КГБ» не путал бы и не ошибался в специальных вопросах, связанных с деятельностью своей «родной» службы!

После приведенных слов Мещерского, надеюсь, сама собой отпадает таинственная версия о полковничьем и даже генеральском звании Юлиана Семенова. И вновь вспоминается его фраза: «Продуктивнее с ними дружить, чем быть ими выслеживаемым»!

И еще один аргумент, сводящий на нет фантазии г-на Циммермана и подобные домыслы. Возможно ли представить, чтоб «один из восьми генералов этой доблестной организации» (а их имена и малейшие завитушки биографии досконально известны всем зарубежным разведорганам) так свободно и легко передвигался по миру, как это делал Семенов! Представляю реакцию писателя на «сообщение» о присвоении генеральского звания ему, «рядовому, необученному». Юлиан, смешно прищурившись и загадочно ухмыляясь, сплюнул бы, как кожуру от семечек, свое привычное: «Белиберда на постном масле»!

Семенов рассказывал, что после закрытого просмотра первой серии «Семнадцати мгновений весны» Андропов попросил внести в фильм лишь одну поправку: изменить настоящие фамилии консультантов картины, действующих сотрудников Главного разведывательного управления – по вполне понятным причинам.

Эти люди оказали сценаристу и режиссеру неоценимую услугу своими советами, замечаниями, профессиональными подсказками.

И еще к вопросу о правдоподобии. При всей дотошности и скрупулезном отношении автора к фактическому материалу, точности деталей, желании создать иллюзию полнейшей достоверности, многое и в романе, и особенно, в фильме вызывает снисходительную улыбку ультра-спецов, проведших годы жизни на нелегальном положении. Так, например, тот же Ян Петрович Черняк обратил внимание на следующий «прокол» создателей телесериала.

«Семнадцать мгновений» – это семнадцать дней, выбранных Семеновым из короткого периода с 12 февраля по 18 марта 1945 года. По воле создателей фильма, штандартенфюрер СС Отто Штирлиц не раз появляется в здании Имперской службы безопасности (РСХА) на Принц-Альбертштрассе. Но это могучее строение было полностью (!) разрушено при американской бомбардировке Берлина еще 31 января – то есть за две недели до начала событий романа!»

Или автомобиль «хорьх», на котором в романе разъезжает штандартенфюрер Штирлиц. Считанные люди в рейхе могли иметь такую уникальную и сверхдорогую легковушку. При строжайшей субординации, которая существовала в гитлеровской Германии, владеть «хорьком», да еще с номерным знаком из трех букв и трех цифр (это почти, как в СССР, особые, политбюровские номера!), в отличие от общепринятых двух знаков, – никакой полковник отдела политической разведки не мог.

Вообще, со знаменитой чернолаковой легковушкой, на которой наш разведчик проехал по двенадцати сериям фильма, мотаясь по Берлину и по всей Германии, постоянно курсируя между зданием РСХА и своим бабельсбергским коттеджем, – с этой машиной связана забавная история, которая с годами обросла множеством легенд, шуток и анекдотов.

В романе Семенов настойчиво, на многих страницах подчеркивает марку машины – именно «хорьх». Такова воля автора, и режиссер Лиознова, педантично подчиняясь ей, загоняла своих ассистентов в поисках дорогой автомашины времен Третьего рейха.

Выяснилось, что в Москве нигде, ни в каких запасниках, ни у одного коллекционера старых автомобилей «хорьх» нет. Зато трофейных «мерседесов» – хоть пруд пруди. Военные консультанты убедили огорченную Татьяну Михайловну, что Штирлиц вполне мог ездить на «мерсе», который был не менее популярной машиной, и, кстати, сам Гитлер предпочитал эту марку всем остальным. В самом деле, просматривая многочисленные хроники, снятые главным кинолетописцем фашистской Германии, знаменитой Лени Рифеншталь, легко убедиться в этом: везде фюрер, стоя с вытянутой вперед рукой, катит вдоль обезумевшей от счастья толпы или рассекает гигантские квадраты железных касок именно в «мерседесе-230».

Киностудия Горького приобрела для группы Лиозновой антикварный лимузин, и с ним киношники отправилась в ГДР, где начинались съемки «Семнадцати мгновений весны».

И вдруг обнаружилось, что у привезенной из Москвы машины пробита головка блока цилиндров и лопнул рессорный лист. В Германии «мерсов», после того как русские солдаты и офицеры ушли, забрав с собой трофеи, оказались считанные единицы. Владельцы с ними расставаться никак не хотели. Тогда главный оператор Петр Катаев вспомнил, что у хозяина ресторана «Хюнер Тюстель», где он когда-то бывал, есть коллекция антикварных автомобилей. Хюнер, к счастью, согласился дать студии свой «мерседес-230» в аренду. Более того, несколько раз сам садился за руль, так как Вячеслав Тихонов, исполнитель роли Штирлица, машину водить не любит и вообще ездить боится. Подмены никто из зрителей явно не заметил.

Продолжались съемки в Риге, где нужный «мерседес» довольно быстро обнаружился. Его состояние было несколько хуже, чем берлинского лимузина, отсутствовали многие родные детали корпуса, пришлось изготовить их из фанеры.

Последние кадры доснимали в Москве, где под открытым небом покоился первый «мерс». Всю зиму машина простояла под снегом, с полностью размороженной системой охлаждения, так как, по обычной российской безалаберщине, из мотора забыли слить воду. Совершенно скисший автомобиль установили в павильоне – позади него поставили большой экран, на котором демонстрировали проплывающие мимо ландшафты. Создавалась полная иллюзия езды на машине.

Так была нарушена задумка писателя с «хорьком». И дотошные спецы, критикуя автора романа за слишком шикарную машину у полковника СС, просто не обратили внимания на то, что в фильме Штирлицу «выделили» лимузин еще более высокого класса!

Остряки шутили, что случись штандартенфюреру Штирлицу на самом деле купить 230-й «мерседес», так папаша-Мюллер обязательно съехидничал бы голоском Леонида Броневого:

– Дружище, Штирлиц, а где вы взяли деньги на такую же машину как у нашего фюрера? А-а-а?

И едва слышно захикикал бы…

Сам же Юлиан Семенов, узнав о коварной подмене, в свойственной ему трагически-шутливой манере воскликнул:

 – Итак, стало быть – надули!

Конечно, если говорить абсолютно серьезно, то вообще вероятность проникновения русского разведчика с такой «легендой», как у Штирлица (Вилли Леман все-таки был коренным немцем в тридесятом поколении!), в те высочайшие сферы, в каких крутится Отто Макс, практически равнялась нулю. Согласно инструкции, генеалогическое древо чинов подобного ранга проверялось с немецкой педантичностью – начиная с 1750-го года! Проводились тщательные исследования антропологических признаков всего семейства, «под лупой» изучались родовые архивы, отрабатывались самые отдаленные связи кандидата в эсэсовские «небожители».

Знал ли об этом Семенов? Разумеется, прекрасно знал. Но он сочинял художественное произведение, ткал образ романтического героя, и гипербола, идеализация являлись неотъемлемой частью творческого процесса, его бурной писательской фантазии.

Конечно, будучи до мозга костей реалистом, придерживаясь твердых логических построений, он понимал, что такой высокий взлет его героя в жесткой и закрытой иерархической системе, выстроенной нацистами, может вызвать ехидные реплички всевозможных «литературоедов». А посему постарался заблаговременно подбросить аргументы, оправдывающие и путь Штирлица наверх, и его феноменальное реноме в могущественных эсэсовских кругах. Например, такой психологический штришок:

«Штирлиц точно определил свое поведение, – пишет Семенов. – Тиран боится друзей, но он, хотя и не дает особенно расти тем, кто говорит ему ворчливую правду, тем не менее, верит больше именно этой категории людей. Поэтому, пользуясь своим партийным стажем, Штирлиц позволял себе иногда высказывать мнения, шедшие не то чтобы вразрез с официальными, но в некоторой мере оппозиционные. Это не давало роста в карьере, но зато ему верили все: от Кальтенбруннера и Шелленберга до партайляйтера в его отделе СД-6. Это, точно избранное им, поведение позволяло быть искренним до такой степени, что невольный и возможный срыв был бы оправдан и понятен с точки зрения всей его предыдущей позиции».

Впрочем, написав однозначно, что возможность внедрения советского разведчика в такие заоблачные сферы, где обретал семеновский Отто фон Штирлиц, практически была равна нулю, я сам погрешил против истины.

Чего стоит одна лишь ошеломляющая история с русской шпионкой, носившей агентурный псевдоним «Мерлин». История, о которой многие, в том числе Семенов, знали, но которая не афишировалась в те годы. Сегодня, после мемуаров Павла Судоплатова и других бывших разведчиков стало ясно, что под кличкой «Мерлин» скрывалась не кто иная, как выдающаяся немецкая актриса русского происхождения, любимица (а вероятнее всего – любовница!) Адольфа Гитлера – Ольга Чехова, в девичестве Книппер. Ни больше, ни меньше! Племянница знаменитой актрисы МХАТ Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой, жены Антона Павловича.

Племянник писателя – великий актер Михаил Чехов был первым мужем будущей звезды нацистского кинематографа и будущей феноменальной шпионки. Брак Михаила и Ольги (кстати, чистокровной немки – и отец, и мать ее были обрусевшими немцами не в первом поколении) продержался восемь лет. В 1922 году с новым мужем, известным кинопродюсером, Ольга Чехова выехала на Запад. А незадолго до отъезда была завербована в зарубежную агентуру начальником Управления военной разведки Яном Берзиным.

Гитлер считал ее величайшей актрисой, ставил выше прославленных Сары Леандер и Марики Рокк. Специально для Ольги в 36-м году учредил звание «Государственная артистка Германского рейха». Говорят, фюрер уговаривал свою пассию (к слову, подругу Евы Браун!) поменять фамилию на девичью – немецкую «Книппер». Ему доложили, что от слова «Чехов» попахивает еврейством. Как известно, Михаил Чехов по матери был иудеем. Но Ольга не вняла уговорам всемогущего поклонника, что само по себе говорит о том беспрецедентно особом положении, которое занимала она в рейхе.

Можно представить, каким бесценным источником информации являлась королева советского шпионажа: она ведь общалась не только с Гитлером, но и с Герингом, Геббельсом, Кейтелем, Шпеером! Ольга Константиновна еще в конце двадцатых годов завербовала большую группу молодых немецких офицеров, впоследствии занявших высокие полковничьи и даже генеральские должности в штабе оперативного руководства вермахта, в генштабах сухопутных и военно-морских сил.

Говорят, что единственным человеком в системе германской службы безопасности, кто все-таки заподозрил Ольгу Чехову в двойной жизни, был шеф гестапо Генрих Мюллер, хорошо известный советским людям, благодаря семеновским «Мгновениям». Но обворожительной и находчивой разведчице удалось нейтрализовать «главную ищейку рейха», действительно гениального контрразведчика, обладавшего звериным чутьем и острейшим умом.

Ольга Константиновна прожила 84 года. Кое-кто из летописцев разведки сообщает, что получила из рук самого Иосифа Виссарионовича в его кремлевском кабинете орден Ленина. Другие опровергают этот факт, но все едины во мнении, что после войны она была одарена наградами и обласкана советским руководством.

Пассия фюрера – русская шпионка! Звучит поистине фантастично. Но совсем недавно стало известно, что еще одна суперзвезда нацистского кинематографа, также любимица Гитлера – легендарная Марика Рокк (венгерка Мария Керрер) была сотрудницей… советской военной разведки! Да, да, та самая, что блистала в фильмах «Дитя Дуная», «Девушка моей мечты» и еще во множестве популярнейших во всем мире лент. Та самая, которую Михаил Ромм в своем потрясающем документальном фильме «Обыкновенный фашизм» в публицистическом пылу называет «кошкой немецкого секса» и «главной звездой гитлеровского кино».

Как выясняется, Марика входила в состав агентурной ячейки «Крона», шефом которой являлся… Герой России Ян Черняк!

Так что, может, и не очень переборщил Юлиан Семенович с высокой должностью своего Штирлица.