Последний посетитель. Действие первое

Казмин. Вы мне тут не устраивайте самодеятельности. Пока нет указа – нет и министра. (Пишет). И вообще, привыкай к протокольным формам работы. Все должно быть законно. Давай следующего.

Ермаков пожимает плечами, идет к двери и распахивает ее.

Ермаков (В предбанник). Следующий!

В кабинет входит Посетитель, за ним – Вера, женщина двадцати семи лет.

Посетитель (Останавливаясь и неотрывно глядя на Казмина). Здравствуйте…

Казмин. Добрый день. Проходите.

Ермаков (Видя, что Посетитель медлит). Садитесь, садитесь. (Женщине) Садитесь поближе.

Вера. Ничего, я здесь. (Забивается в угол)

Посетитель пристально смотрит на хозяина кабинета, бросает взгляд на помощника, потом садится в жесткое кресло возле стола.

Казмин. Я вас слушаю…

Посетитель. Да-да… (Достает очки, сквозь стекла всматривается в циферблат кабинетных часов) У вас что-то с часами.

Казмин. Что вы?

Посетитель, Я говорю, часы спешат. (Показывает)

Казмин (Глянув на большие напольные часы, потом на свои ручные). Действительно спешат. Ну ничего. Главное, чтобы мы не отставали. Мы вас слушаем.

Посетитель (Мягко улыбаясь). Все-таки лучше, когда точно. (Встает, идет к часам) Я не испорчу, это «Лёрх-триста», я знаю. (Точными, экономными движениями переводит стрелки) Извините. Не люблю ничего приблизительного. (Возвращается на место) Красивые часы, настоящие. Если бы позволяла моя квартира…

Ермаков. Вы по вопросу жилья? (Открывает журнал предварительной записи)

Посетитель. Нет-нет, я хорошо устроен. Я к тому, что кабинетный «Лёрх» требует пространства…

Ермаков. Простите, ваша фамилия?

Посетитель. Да… Да… (Ощупывает карманы, как бы намереваясь достать документы)

Ермаков. Вы записывались на приём?

Посетитель. Да. (Привстает, отыскивает себя в журнале) Вот я, вот моя фамилия. А ваша, простите?

Ермаков (Пишет, сравнивая с записью в журнале). Личное дело…

Посетитель. Вы не сказали, как вас зовут.

Ермаков (Сдерживаясь). Я – помощник. Вот заместитель министра. Он вас слушает.

Посетитель. Я знаю. Вы тоже медик по образованию?

Казмин. Простите, товарищ… У нас – прием. Если у вас дело, то давайте о деле. Там очередь, люди ждут, а мы с вами – про часы, про образование…

Посетитель. Там никого нет.

Казмин. Как – нет? (Смотрит на Ермакова) Это все?

Посетитель. Я последний.

Ермаков (Ничего не понимая, смотрит в журнал). У меня по записи (Считает) шесть человек. (Встает, открывает дверь в предбанник)

Посетитель. Вы что, не верите?

Ермаков. Действительно… Так добивались приема… Странно…

Казмин (Оживляясь). Ладно. Включи телевизор, пусть греется… Все равно сидеть до восьми. Вдруг кто придет…

Посетитель (Смотрит на часы). Значит, два часа в нашем распоряжении…

Казмин. Ну, я думаю, с вами мы решим быстрее. (Добродушно смеется) Давайте, что у вас?

Посетитель (Ермакову). Вы не сказали, вы – врач?

Пауза.

Казмин. У вас что-нибудь конфиденциальное? (Смотрит на Веру)

Посетитель. Просто я не ожидал, что будет еще… кто-нибудь.

Ермаков (Шефу). Андрей Андреевич, мне выйти?

Казмин. Товарищ Ермаков – врач. Можно говорить все.

Посетитель (Вспоминая). Ермаков? Ермаков… Ермаков… Вы работали в клинике? Да? Верно?

Казмин. Да, он работал в клинической больнице. В свое время. Я тоже. Давайте о деле. Ну так начали?

Посетитель. А потом, когда вы перешли сюда, вы забрали его с собой.

Казмин (Сдерживаясь). Не забрал, а пригласил. Вы пришли о чем-то просить? Просите.

Посетитель. Не то чтобы просить…

Казмин. Ну тогда жаловаться.

Посетитель молчит.

Казмин (Начиная терять терпение). Нет. Ну, тогда остается предположить, что вы пришли с предложением. Угадал? Что у вас – приспособление? Препарат? Метод? Вы в нашей системе работаете? Да? Нет? (Уже улыбаясь) Ну что же? Вы будете говорить? Что-нибудь мы услышим, в конце концов? (Вере) Может, вы начнете?

Вера (Пугаясь). Я?!

Казмин. Ну он же, по-моему, действительно… намерен уложиться в два часа!

Посетитель. Не так просто вам это сказать…

Казмин. А вы давайте!

Посетитель. Если вы хотите сразу…

Казмин. Сразу!

Посетитель (Показывая глазами на помощника). И при нем…

Казмин. И при нем!

Посетитель (Как бы преодолевая в себе нечто). Хорошо. Я пришел с тем… чтобы предложить вам… уйти…

Казмин. Не понял! (Пауза) Я – уйти? Мне? Откуда? Сейчас? Не понимаю!

Посетитель (Твердо). Вообще. С поста.

Некоторое время Казмин смотрит на Посетителя. Потом на своего помощника. Помощник полуутвердительно прикладывает два пальца к своему воротнику.

Казмин (Вставая, Посетителю). Вы, часом, не пьяны?

Посетитель (Совершенно спокойно). Я вообще не пью.

Казмин (Не сразу). Ну вот что, милейший, оставьте помещение. Немедленно.

Посетитель. Я так и знал, что вы с этого начнете…

Казмин. Что вы говорите! Ну вот и прекрасно. Я с этого начал и этим кончу. Все?

Посетитель. Я только думал, вы сначала поинтересуетесь, почему я это сказал. А уж потом начнете выпроваживать.

Казмин. А вы ошиблись. Мне неинтересно. Прощайте. (Вере) Вы тоже.

Вера встает.

Посетитель. Вера, ты посиди.

Ермаков (Начиная действовать). Послушайте, вы что тут распоряжаетесь в чужом кабинете! Вы куда пришли?! Это учреждение, а не кабак! Ну-ка давайте отсюда!

Посетитель. Только без рук. Это действительно не кабак, а вы не вышибала. Я, между прочим, посетитель… и в часы приема…

Ермаков (Шефу). Я вызову милицию…

Казмин (Садится, занимается бумагами на столе). Вызывай.

Вера (Негромко). Я говорила…

Посетитель. Вот поэтому я так сразу и не хотел. Это вы меня заставили: давайте… сразу… при нем… Вот и получилось. (Видя, что Ермаков набирает номер, встает) Ермаков, вы положите трубку-то! Какие для милиции основания…

Ермаков. Алло! Дежурный?.. Звонят из кабинета Казмина. Пришлите кого-нибудь. У нас тут один дебоширит… Да, мешает работать… Спасибо, ждем.

Посетитель. Нашли дебошира. (Пауза) Ну ладно. В милиции тоже люди. (Казмину) Я надеюсь, мы не будем сидеть просто так до прихода милиции? Может, все же поговорим?

Ермаков (Казмину). Никогда не отпускайте секретаря. Пусть девочка сидит весь прием. (Включает телевизор)

Посетитель. Андрей Андреевич! Все равно время есть… У них там машин не хватает… Конец дня… Минут сорок займет…

Раздается стук в дверь. Дверь открывается, входит женщина-милиционер.

(Потрясенно) Как?! Уже?!

Ермаков (Показывает милиционеру). Вот, освободите кабинет от этого артиста!

Посетитель (Вошедшей). Вы что, на вертолете, что ли? Только позвонили…

Милиционер. Гражданин, пройдемте.

Посетитель. Ну почему же сразу – гражданин! Я, может быть, еще товарищ. Вы сначала представьтесь, как положено. Вы кто?

Милиционер. Дежурный ведомственной охраны сержант Малова. Будьте любезны, пройдите со мной.

Посетитель. Ах во-от что! Этого я не учел. Я ожидал из дежурной части города… А тут – охра-ана? Ну все равно. Я вам объясню…

Милиционер. Давайте выйдем за дверь и там объясните.

Посетитель. Вы вот что, девушка…

Милиционер. Я вам не девушка, а сержант!

Посетитель. Ну, бывает, бывает…

Ермаков. Вот вы видите.

Милиционер. Перед вами человек в форме!

Посетитель. Я вижу, вижу. Могу сказать, что она вам идет. Я формы не боюсь. Потому что она обычно на человека надета. Есть тут человек или только форма? Кто со мной разговаривает?

Ермаков. Ну, долго будет продолжаться этот митинг? Что вы, не можете выставить нарушителя за дверь?

Посетитель. Нарушителя чего, собственно? Ну что я такого нарушил? Вы знаете, вы ее на меня не натравливайте. Вы и так поставили девушку в глупое положение. Сержант, я пойду с вами. Хоть на край света, И за любую дверь. Но сначала вы ответьте мне на один вопрос!

Милиционер. Ну?

Посетитель. Вы понимаете, что тут происходит?

Милиционер. Ну, что тут происходит?

Посетитель. Я – посетитель. Я пришел на прием. По предварительной записи. В часы приема. У меня тяжелый разговор. Я его только начал. Я не кричал, не ругался матом, не дрался, не ходил по столу… Что там у вас еще значится в должностной инструкции о хулиганстве? Зачем вы здесь?

Милиционер. Мне позвонили – я должна выполнить приказ.

Посетитель. Чей? Вы же не у замминистра в подчинении. И не у его помощника на службе. У вас свой взводный, свой устав. Где там сказано, что вы должны, не разбираясь, не выслушивая…

Ермаков. Сержант, делайте, что вам говорят.

Посетитель. Вот видите? Вас толкают на беззаконие. Вы представляете, что выйдет? Вы даже не знаете, кто я.

Милиционер (Растерянно). Я ничего не понимаю. Он что-нибудь натворил?

Ермаков. Он мешает работать!

Казмин. Стоп! Сержант, спасибо, идите на пост. Идите, идите, мы сами.

Посетитель. Да, мы уж сами… Вы извините… вот их…

Милиционер уходит.

Казмин (Заглянув в журнал). Простите, вы кто?

Посетитель. То есть?

Казмин. Ну, вы сказали: вы же не знаете, кто я. Кто вы?

Ермаков. Вы из системы Госконтроля?

Посетитель пожимает плечами.

Ермаков. Может, какая-нибудь комиссия… Вы не депутат?

Посетитель. Не-ет…

Ермаков. Вообще какие-нибудь полномочия, чтобы говорить с нами, у вас есть? Кто вы?

Посетитель. А-а. Я понимаю. В самом деле, является тип с таким резким предложением… Значит… Кто его знает… Мало ли… Я понял… В этом смысле я – никто.

Ермаков. Простите?

Посетитель. Обыкновенный гражданин. Не судим. Беспартийный. За границей не бывал. Не женат. Наград не имею. Просто вот ваш современник.

Ермаков (Взрываясь). Андрей Андреевич, мне эти его шутки уже…

Казмин. Какие шутки! Разве вы не видите? Человек серьезно. Он не женат. Он просто современник.

Ермаков. Между прочим, я так и думал. Он будет мне рассказывать…

Казмин. Подождите, Ермаков… (Посетителю) Это прекрасно, что вы просто. Значит, не судимы. Чудненько. И за границей не бывали?

Посетитель. Нет, местного значения.

Казмин. Отлично. И хотите, чтобы я подал с поста. Занятно. Такая, стало быть, мысль, да? Вы знаете, я подумаю над вашим предложением. А не скажете, давно у вас такая идея?

Посетитель. Не очень. А что?

Казмин. И вот вы все время думаете об этом и думаете… (Подходит, пристально всматривается в лицо Посетителя)

Посетитель. Можете себе представить, до головной боли.

Казмин (Совсем приближаясь). До головной боли. (Чертит пальцем в воздухе квадрат, следя за глазами Посетителя) Чудненько…

Ермаков (Догадываясь). Тьфу, черт! (Отправляется к телефону)

Казмин. Вот живете вы себе и думаете…

Ермаков. Я звоню.

Казмин. Скажите, голубчик, а раньше… до этого… у вас ничего такого не возникало?

Посетитель. Андрей Андреевич. Вы остановите вашего помощника. А то ведь он позвонит в дурдом и так вас подведет! Ну что, вы всерьез полагаете, что я не готов к такому повороту?

Пауза.

Казмин (Вдруг). Но ведь все это ненормально! Вы понимаете это?

Посетитель (Улыбаясь). Хм. Конечно, понимаю.

Ермаков. Мне звонить?

Казмин. Да успокойся ты, в самом деле!

Ермаков пожимает плечами, но трубку кладет.

Казмин (Обходит стол, садится напротив Посетителя. Смотрит на него). Так что же случилось?

Посетитель. Андрей Андреевич, я к вам как к человеку. Если бы я не рассчитывал, что вы человек живой, вы понимаете, я бы к вам не пришел. Я бы накатал телегу, куда надо… Четырехосную такую телегу. С прицепом. И ждал бы себе, чем дело кончится. А я решил: зачем? Он – человек. Пойду прямо к нему…

Казмин. И правильно сделали. Я так понимаю, вас кто-то в нашей системе сильно обидел, раз вы решили замминистра с работы снимать.

Посетитель. Ну… меня трудно обидеть…

Казмин. Да вот я и смотрю. Ну не вас, а кого-нибудь из ваших близких. Я разберусь.

Посетитель. Так в том-то и дело, что вы не имеете права здесь быть. Вы меня извините за дерзость.

Казмин. Вот тебе и раз. (Смотрит на Ермакова)

Ермаков (С намеком). Я вас не понимаю, Андрей Андреевич.

Казмин (Делая успокоительный жест). Ну, хорошо. Не имею права. И почему же?

Посетитель. Я объясню. Только скажите: вот вы много лет оперировали сердце, сосуды… А потом ушли сюда. Вы смогли бы вернуться к операционному столу? Вообще это возможно?

Казмин (Раздражаясь). Чтоб вы знали: я и сейчас оперирую.

Посетитель. Да это я знаю. Четыре операции в месяц. Разве это практика? Это почти деквалификация. Ну что за хирург, который вырывается из кабинета к столу раз в неделю, да и то не всегда. Это нужно изо дня в день… Как раньше…

Казмин. Ах, вот вы о чем! (Облегченно и весело, помощнику) Вот видишь – и разобрались.

Ермаков (Вскидывая руки). Поди пойми его.

Посетитель. Я вот тут посмотрел прессу. Очень пожелтевшую, к сожалению. (Достает из дипломата газетные вырезки) Вот, светилом называют. Асом торакальной хирургии. Вот это вы. (Показывает газетное фото) Узнаете? Это когда вам вручали Государственную премию.

Казмин (Разглядывая и теплея). Да-а. Ермаков, и ты здесь! (Передает фото и зачитывается текстом)

Посетитель. Где? (Всматривается сам)

Ермаков. Вот. Это я. Еще без бороды.

Посетитель. Поэтому я сразу и не узнал.

Ермаков (Шутливо). Молодой, красивый…

Посетитель. Тогда ясно…

Ермаков. Что ясно?

Посетитель. Нет, ну… что вы причастны ко всему этому.

Ермаков. Ну да, я пришел в Кардиоцентр за два года до премии. (Шефу) Ну и время было… Помните? По три операции в день… Вот пишут (Читает): «Профессор Казмин сутками не выходил из операционной». Все верно… (Шефу) А что, он прав, этот наш современник: грех вам, Андрей Андреевич, сидеть в министерстве с такими руками. Не имеете вы права…

Посетитель (Обрывая). Вас, Ермаков, это тоже касается.

Ермаков. И меня, и меня. Но… Ту форму теперь сложно вернуть. Смотрите, Андрей Андреевич, люди помнят… А давайте по такому случаю попьем… чаю. А? (Достает бутылку коньяка и рюмки) Чай французский. Вас Верой зовут?

Посетитель. Я сказал: я не пью.

Ермаков. Я тоже, я тоже. Никто из нас теперь не пьет. Вера, а что вы, такая женщина, забились в угол? Давайте сюда. (Пододвигает кресло) Нет, лучше – сюда. (Ведет ее и усаживает)

Посетитель. Вера, ты посиди там. (Указывает на угол)

Вера встает.

Ермаков. Зачем? Нет уж, здесь. Вы у нас единственная дама. Только здесь.

Посетитель (Вере). Согретое место – оно… прочнее…

Вера идет на свое место.

Ермаков (Посетителю). Послушайте! Вера! Какой он у вас строгий! (Идет разливать по рюмкам коньяк)

Казмин (Наконец оторвавшись от бумаг). Было время… Конечно, жалею. Столько вложено в этот Центр… А каких людей доставали оттуда. (Показывает на пол) Просто из-под земли…

Посетитель. Я читал. Я читал.

Казмин. Спасибо. Приятно. Надо же! Кто-то еще интересуется твоей жизнью, вырезки собирает… А ты уже другой. Ничего невозможно вернуть. Ничего.

Посетитель. Да? Жаль. Очень жаль.

Казмин. Не в форме дело. Форму-то нажить можно. Дело в крови. Кровь другая. Уже не такая быстрая, уже не такая красная, чтобы каждодневно жить той (Тычет пальцем в снимок) жизнью… Это как автогонщик, который вдруг стал тренером. Это, знаете, нужно, чтобы такое случилось… чтобы снова эту кровь разогнать!.. Такое! Ну, я не знаю что.

Посетитель. Вот я с этим и пришел.

Казмин. Нет-нет. Вода из крана только вытекает. (Сворачивая разговор) Все, голубчик.

Посетитель. Жаль…

Казмин. Спасибо на добром слове. Напомнили. Вы знаете, вы как-нибудь заходите. (Жмет руку) Будем рады. Поговорим о прошлом. Да?

Посетитель (Отбирая руку). Да вот я и хотел об этом…

Казмин (Направляясь к Вере). Было бы время… Едва хватает на настоящее. А прошлое – оно прошло. (Жмет руку Вере) Вам счастливо. Вас Вера зовут? Счастливо.

Ермаков (Посетителю). И меня извините. Да? За звонок. (Вручает ему бумаги) Не сердитесь на меня. Да? (Идет к Вере) Ну и товарищ у вас… (Жмет ей руку, выпроваживая)

Посетитель. Вера, ты не спеши.

Вера останавливается на полпути к дверям.

Казмин. А вы не могли бы… на недельку оставить мне… этот архив? Я, понимаете, газет не собирал. Некогда было. Я посмотрю, дочери покажу. А потом вышлю по адресу. Ермаков, запиши адрес.

Посетитель. Не могу. Не мое.

Казмин. Не ваше? А чье же?

Посетитель. Одного человека, которого уже… нет.

Казмин. А-а…

Ермаков. Мм… Он был наш пациент? (Наводит порядок на столе, намекая на то, что прием окончен)

Посетитель. Журналист. (Прячет в кейс вырезки)

Казмин. Мм…

Ермаков. А-а… Кто-нибудь из тех, кто сам про доктора Казмина писал?

Посетитель. Одну статью он написал. Пять лет назад. Вот тогда… (Показывает на вырезки) не напечатали. Вы помните, профессор?

Пауза. Ермаков выключает верхний свет, закрывает бутылку. Не знает, что делать с налитым коньяком, выпивает.

Ермаков (Выглядывая в предбанник, возвращаясь). Никого. Странно. Ну и ладненько. (Смотрит на профессора, который, выпрямившись и засунув руки в карманы пиджака, стоит, как бы вспоминая нечто и догадываясь)

Посетитель. Как раз накануне Госпремии. Не помните? (Надевает очки, словно намереваясь процитировать по тексту)

Ермаков (Полагая, что Казмин мрачен оттого, что не знает, как избавиться от Посетителя). Профессор не помнит. Знаете, это – время… (Достает свой плащ и надевает)

Посетитель. А вы?

Ермаков. Я? Ненапечатанное – как я могу помнить? (Достает плащ шефа) Непечатного не читаем. (Подает плащ шефу)

Тот механически берет плащ, неотрывно глядя на Посетителя.

Ну? До следующей встречи? (Вере) И вам удачи. (Вдруг замечает, что Посетитель встает и раздевается) Послушайте…

Пауза.

Посетитель кладет пальто на спинку кресла.

Ермаков. Вы что тут, ночевать собираетесь?

Посетитель развязывает галстук.

Ну вы прямо… как ребенок… (Пауза) Статью профессор не помнит. До свидания.

Казмин (Наконец, медленно и тихо). Значит, Гранович умер?

Пауза.

Посетитель. Умереть не умер, но и жить не живет.

Казмин (Так же медленно и тихо). Что с ним? Я могу ему чем-нибудь помочь?

Посетитель. Он спился…

Ермаков. Гранович… Гранович… Где-то я слышал эту фамилию…

Казмин (Не сразу). Значит, вы вот с чем пришли. (Раздражаясь) А вы знаете, что он не медик и никогда не был медиком, и что его статья обо мне просто безграмотна?

Посетитель. И только поэтому вы решили остановить ее? А если бы, значит, она была безупречна, вы бы не стали ее торпедировать?

Ермаков (Вспомнив). Гранович? Ах Грано-о-вич!

Казмин. Ермаков, вы идите. Я разберусь.

Ермаков (Нерешительно). Ну… смотрите… А то я… пожалуйста…

Казмин. Нет-нет, не надо. Я сам. Вас это не касается.

Посетитель. Как это? Если он Ермаков…

Казмин (Помощнику). Идите. А мы сами договоримся.

Посетитель. Если он тот самый Ермаков, который с вами в Кардиоцентре…

Казмин (С нажимом) Он тот самый, но он пойдет домой, а мы уж как-нибудь тут…

Посетитель. Нет уж, пусть Ермаков побудет.

Ермаков. Андрей Андреевич, я пожалуйста, если что…

Казмин. Нет, он пойдет домой! Я его отпускаю! Он мне не нужен!

Посетитель (Твердо). Нет, без него мы не обойдемся.

Казмин (Взрываясь). Тут я даю распоряжения! В конце концов! Ермаков! Вы свободны.

Посетитель. Что ж, мне потом отдельно доставать Ермакова? Нет уж, давайте заодно. Вы у меня в одном прошлом.

Казмин. Слушайте, вы кто такой, в самом деле, чтобы врываться сюда…

Ермаков (В таком же тоне). Не пойму, почему мы должны все это… Вообще, почему мы с ним разговариваем?!

Посетитель. Потому что у вас нет другого выхода.

Казмин. У меня нет выхода?!

Ермаков. У нас нет выхода?! Ну-ка, вот что! Быстро одевайтесь! Я закрываю.

Посетитель. Что это вы оделись? До конца приема еще… (Смотрит на часы)

Ермаков. Это не ваше дело! Мы сами знаем, когда и что… (Скандально) Хватит! Я закрываю кабинет!

Посетитель (Вставая). Я не в гости к вам пришел. Вы где находитесь, в самом деле? В своей квартире? (Подходит к стене, на которой висит портрет) Это вам что? (Стучит кулаком в стену) Это все – ваше? Это мое и ее. (Указывает на Веру) Вы здесь только потому, что есть я. И она. (Заводясь) И никто не запретит мне в часы приема по личным вопросам… и сюда! И к депутату Верховного Совета! И к первому секретарю…

Казмин. Потрясающая демагогия.

Посетитель (Сразу). А что вас не устраивает? Ну, тогда давайте будем иначе: принимать людей, когда вы захотите. И до тех пор, пока вам будет это приятно…

Казмин. Та-ак. Начинается.

Ермаков (Распахивает дверь, смотрит в предбанник). Куда они все подевались, черт возьми… Которые записались на прием…

Казмин (Помощнику). Выключите телевизор!!! Уберите коньяк! Вы на работе!!! (Не знает, куда девать плащ)

Пауза. Выключается телевизор. Убирается коньяк.

Казмин. (Вдруг бросает плащ) Ну хорошо. Начнем (Садится в свое кресло)

Ермаков включает верхний свет. Снимает плащ. Садится за протокольный столик.

Посетитель. Уф… Это кипяченая вода? (Наливает из графина, пьет)

Ермаков (Шефу, демонстративно). Я не понимаю, что я должен делать?

Казмин (Дернув плечом). Не знаю… пишите…

Посетитель (Пьет, садится). Значит, так. Суть статьи Грановича заключается в том, что пять лет назад вы, профессор, являясь руководителем Кардиоцентра, отказались оперировать инженера Марусина. Вы заявили его жене: я не оперирую трупы.

Казмин (Спокойно). Я этого не говорил.

Посетитель (Доставая из кейса бумагу). Вот запись разговора, сделанная женой больного. (Протягивает)

Казмин (Не желая смотреть, спокойно). Его жена врет.

Посетитель. Допустим. Но оперировать аневризму аорты у Марусина вы отказались.

Казмин. Это было мое право. Я считал, что шансов в случае операции нет. Это все?

Посетитель. Позвольте профессиональный вопрос: а был у Марусина шанс в случае неоперации?

Казмин. Ну не было… И что же?

Посетитель. То есть, вы как бы списывали человека, не предприняв никакой попытки?

Казмин. Для вас это звучит ужасно, а для нас это – будни. Мы знаем, что иногда медицина бессильна. Дальше?

Посетитель. Примерно то же самое знал и ваш учитель – профессор Фташек в Ленинграде. Но он знал и другое: за жизнь человека нужно бороться даже тогда, когда нет ни одного шанса. Любыми средствами. Пусть и криком…

Казмин (Обрывая). Это вы уже цитируете статью Грановича. Меня не интересуют его эмоции. Я человек фактов. Есть факты?

Посетитель. Есть, один. Фташек прооперировал больного и спас его.

Казмин (Вдруг). Стоп! Фташек?! (Смотрит на Ермакова) Ничего себе!

Посетитель. Да вы что! Забыли? Оперировал в Ленинграде Первого мая…

Казмин. Да я не об этом. (Крутит головой. Вопросительно смотрит на Ермакова) Я про самолет в двадцать ноль-ноль…

Ермаков (Дернув плечом). Не думаю. Нет, не думаю… Совпало…

Казмин. Странно. (Переключаясь) Ну и чем же меня дискредитирует этот факт? Один врач лучше, другой – хуже. Значит, хорошо, что я отказался. Я уже объяснял Грановичу: это медицина. Фташек спас, а я, может быть, и не смог бы. О чем бы мы теперь разговаривали? Марусина бы не было… Знаете, ваш Гранович – человек молодой, впечатлительный. Это был его первый серьезный газетный опыт. Он понял одно: ученик отказался, а учитель спас! А сути он не понял.

Посетитель. Я тоже думаю, что нужно было пойти дальше. До причины. Значит, вы как хирург хуже Фташека?

Казмин (Успокоившись). Пусть будет так. Я перед ним преклоняюсь.

Посетитель. Странно, однако, что именно вы, а не Фташек представляетесь к Государственной премии, хотя методика у вас одна и та же и одновременно началась.

Казмин (Набираясь терпения). К Госпремии представлял себя не я. Представляли коллективы, Крупнейшие специалисты страны рецензировали мою работу. Значит, сочли, что того, что я делаю, достаточно для выдвижения. Вполне возможно, что и профессор Фташек был достоин того же. Но что поделаешь. Не все у нас, кто заслуживает, получают Госпремии. На всех не хватает.

Посетитель. Вот-вот-вот-вот. Как раз в период выдвижения на Госпремию стал заметно меняться ваш стиль работы.

Казмин. Стоп, стоп. Вы что, работали бок о бок со мной? Не помню.

Посетитель. Достаточно поднять бумаги. Документация в клинике прекрасно сохранилась.

Казмин. А кто вас уполномочил потрошить документацию? Ермаков! Что у нас там творится? Кто хочет, приходит с улицы в архив, и ему дают дела? Кто у нас там отвечает за архив?!

Ермаков. Я посмотрю. (Начинает копаться в справочнике)

Посетитель. Почему с улицы?

Казмин. Ах, вы все-таки в клинике работаете.

Посетитель. Да нет же…

Казмин. Но медик. Да? Я заметил, вы кое в чем разбираетесь.

Посетитель. В пределах необходимости по этому делу. И только.

Казмин. Не понял. Вы что, не врач? А как же вы тогда беретесь судить о хирургии аорты?

Посетитель. Я? О хирургии аорты? Да я об этом ни слова…

Казмин. Как? Вы же тут мне намекаете чуть ли не на профессиональную оплошность!

Посетитель (Выбрасывая ладонь). Не на профессиональную, на человеческую. Я о вас не как о враче говорю, а как о человеке, А хирург вы, физик или тренер…

Казмин (Обрывая). В архиве клиники не характеристики хранятся! А истории болезней! Это для специалистов! Что вы там искали?

Посетитель. Я брал истории болезней людей, лежавших в торакальном отделении, откуда вы получали пациентов. Тех, кто там умер, потому что вы их не взяли в Центр. А также тех, которые выжили, потому что вы взяли их к себе и прооперировали. Я пытался понять, по какому принципу вы отбирали себе пациентов.

Казмин. Неплохо, неплохо. Вам бы следователем быть.

Посетитель (Искренне). А вы знаете, когда-то хотел.

Казмин. А теперь, значит, компенсируете мечту юности? Ну и что? Ну, выбирал.

Посетитель. Но вы же выбирали не всегда. Все началось за несколько месяцев до Госпремии. То есть в период выдвижения. Точно вдруг вы почувствовали себя в конкурсе и решили набирать очки… (Заметив, что помощник шефа и шеф смотрят друг на друга) Что такое? Почему вы не пишете, Ермаков?

Ермаков. Я жду, когда вы сформулируете.

Посетитель. Я сказал.

Ермаков. Намекнули. Намеков не понимаем.

Посетитель. Не понимаете, да?

Ермаков. Не понимаем. Вы сформулируйте обвинение. Значит, профессор в период выдвижения на Госпремию выбирал пациентов для операций с целью… Ну?

Пауза.

Посетитель. Ермаков, содержание статьи Уголовного кодекса о клевете вы знаете хорошо. Это я понял. Но я тоже знаю.

Ермаков. Тогда, будьте любезны, извинитесь перед заместителем министра за грязный намек. Или статья о клевете. Часть первая. Вы что думаете: тут мальчики сидят?

Пауза.

Посетитель. Можно еще воды? (Наливает, пьет) Ладно… Извините, доктор.

Ермаков. А вот теперь запишем: посетитель извинился за грязный намек. И обещает избегать недоказуемых предположений, а оперировать только фактами.

Казмин. Есть факты?

Посетитель. Есть, один. Вы выбирали. Это факт. Одних брали, других не брали.

Казмин. Допустим.

Посетитель. Что значит – допустим? Этот допуск стоил кому-то жизни! Вы же подписывали приговор! Этому – жить! Этому – не жить! Если у вас нет на это никакого другого объяснения, то я могу только предположить, что в период выдвижения вас на Государственную премию… (Обрывает, приглядывается к обоим)

Ермаков. Что? Опять? Ну? Ну? Произнесите.

Посетитель. …вы решили, что вы – Господь Бог. Этому – жить, этому – не жить.

Пауза.

Казмин. Ну хорошо. Представьте себе, что многие годы подряд, ночью и днем человек режет живую плоть, которая стремится умереть. Выкраивает, латает, шьет по локоть в крови. Аортопластика – это не зубы сверлить. Это у вас тут (Показывает) на аорте – вот такое вздутие, такой мешок с колоссальным давлением крови в стенку. И стенка все тоньше и тоньше. И это уже – бомба в груди! И надо ее обезвредить. И вживить кусок лавсана. И потом вдуть в человека слабую жизнь. А у него – отторжение, несрастание, тромбоэмболия, удушье… Для меня не пустой звук эта фраза, что хирург умирает вместе с пациентом. Я устал.

Пауза.

Посетитель. Устал… Устал… (Вдруг оживившись) Ну хорошо, пусть будет устал.

Казмин. Имеет право человек устать?

Посетитель. Человек – да. Но Центр – нет. Андрей Андреевич, если вы устали, почему вы не ушли? Пришел бы другой Казмин…

Ермаков. Потому что нет другого Казмина! Господи! Неужели непонятно?

Посетитель. Как нет? Вот же существует Центр без вас. Ведь если вы списали Марусина, то и вся клиника махнула на него рукой и выпустила нетранспортабельного человека в путь через полстраны – без жизнеобеспечения, без вызова, даже без того, чтобы заказать «скорую» в Ленинграде на вокзал. Он в поезде не кончился только потому, что весь вагон ходил на цыпочках. Он в такси не умер только потому, что аорта взорвалась у самых ворот клиники Фташека…

Казмин. Значит, так: вас удовлетворит такое мое признание: я – далеко не идеал? Вполне возможно, я должен был уйти из Центра раньше, поскольку почувствовал усталость. Если так, то на этом и закончим.

Посетитель. Далеко не идеал…

Казмин. Да, не идеал.

Посетитель. Как нежно вы себя шлепнули! Далеко не идеал… (Внятно). Их было четверо! Марусин был бы пятым. И если бы он умер неоперированный, получилось бы, что вы не выбирали вовсе, а гениально предвидели. Поди разберись. Да, Марусин вас подвел. Точнее, не Марусин, а его жена, которая не смирилась с вашим приговором, а повезла мужа к Фташеку. А он взял да и спас. И теперь уже можно поставить вопрос так: а не жили бы сейчас все остальные, попади они в честные руки Фташека, а?

Ермаков. У Фташека была большая смертность, между прочим. Больше нашей.

Посетитель. Потому что он не выбирал. Он мне сказал свое правило: если нет альтернативы – нет и вопроса. Резать!

Ермаков (Вскакивая). Он вам сказал?

Казмин (Резко вставая). Ах вот что. Значит, все-таки…

Посетитель (Не понимая). А что? Да, сказал… Если другого выхода нет…

Ермаков. Вы что, звонили Фташеку?

Посетитель. Зачем звонил… Я к нему ездил. Взял билет да и съездил.

Казмин (Агрессивно). Так это по вашей милости он прилетает сюда?

Посетитель. Кто прилетает? Фташек? Сюда?

Казмин. Это вы его вызвали?

Посетитель. Вы что! Какое я имею право?.. Вызывать…

Казмин. Ну не вызвали, а спровоцировали приезд.

Посетитель. Чтобы я дергал такого человека… У него там – очередь на стол…

Казмин. Вот я и говорю. А вы накрутили его своей чепухой, он и вылетел…

Посетитель. Никаких фамилий не называлось. Я задал ему несколько… общих вопросов, которые для меня многое значат, а он и не спрашивал. А когда он прилетает?

Ермаков (Успокоившись). А вы что же, свободный человек? У вас много времени, да? Взял – поехал…

Посетитель. Вот времени у меня… просто нет. Я работаю. Как все.

Ермаков. Кем?

Посетитель. Какая разница?

Ермаков. Просто интересно.

Посетитель. Ничего интересного. Обыкновенная работа. Зачем вам?

Ермаков. Нет, но все-таки хотелось бы знать, с кем разговариваем…

Посетитель. Я не понимаю. Металлист, химик или педагог – разве это что-нибудь меняет?

Ермаков. В принципе нет.

Посетитель. Вот и все. Я пришел как частное лицо, а не по работе…

Ермаков. Слушайте, когда же вы работаете? Тут роется в архивах, там катается к Фташеку. Собрали целое досье… И куда, значит? В какую инстанцию?

Посетитель. Я же вам сказал: я не отправил. Решил: пойду к самому. Он – человек. Я скажу ему: Андрей Андреевич, вы же сами понимаете, нами должны руководить люди чистые. Чтобы так жили, как говорят. Иначе верить не сможем. Я ему скажу: вам нужно уйти.

Казмин (Взрываясь). Если вы хотите продолжать разговор, вы прекратите хулиганить! (Хватает бумаги со стола) Кто вам дал право перечеркивать все, что я сделал за свою жизнь! Я пришел на пустое место… Я этот Центр носил в голове, как стакан с водой… Боясь расплескать… Никто не верил, что можно… Мне не давали людей на стол… Вы там вынюхивали мои сортиры, набивая грязью свой чемодан… Вы делом интересовались? Вы знаете, кто был моим первым пациентом… Кто контрабандой лег на стол… Женщина, которая стала моей женой… Она ходит с моей заплаткой в груди… Когда ей оставалось до взрыва аорты несколько дней… У меня на девятом году практики – инфаркт, это от чего? Оттого, что я искал выгоды? В Центре есть еще люди, с которыми я работал, вы их спросили?

Посетитель. Я не понимаю, вы предлагаете мне новые отношения?

Казмин (Тормозя с возмущением). Я – вам?! (Передумав) Да, я предлагаю вам новые, отношения. Если они вообще имеют какой-нибудь смысл. Меня раздражает этот агрессивный тон… Этот разгул демагогии… (Предупреждая возражения) Ну ладно, не демагогия – манипуляция высокими понятиями. (Выбрасывая руку) Подождите! Я и так тут вас слушаю битый час непонятно зачем. Вы слезьте с этой трибуны! Да, на землю, на которой все запутано и сложно. И ходят живые люди. И у каждого тут криво, а там косо. А вы, значит, у нас один такой гладкий и прямой…

Посетитель. При чем тут я? Я что, замминистра? Ну давайте говорить обо мне…

Казмин. Потому что надо уметь быть объективным, в конце концов!

Посетитель. То есть, вы хотите, чтобы я вам что-нибудь зачел?

Казмин. Ермаков! Я рехнусь от этого современника. Все выворачивает наизнанку. Ну все.

Посетитель. Ну а зачем вы тут мне рассказываете, какой вы неплохой? Чтоб я списал минусы на плюсы? Мы не в школе. Мы выросли.

Казмин (Не находя слов). Мм…

Ермаков. Одним словом, все, что сделал профессор за свою жизнь, для вас ничего не значит. Это вы так судите о людях.

Пауза.

Посетитель. Ладно. (Спокойно) Было. Все правда. Этого не отнять. И вот я теперь думаю: что нам в жизни судья? Лучшее, что мы сделали? Или худшее, чего мы стыдимся? (В тоне размышления, самовопроса) Я говорю так: худшее – это нам прокурор. Лучшее – это нам адвокат. И что? Между ними и суд? (Пауза. Вдруг улыбнувшись) Ну нет, вы меня с толку не сбивайте…

Ермаков (Ища примирения). Стоп! Стоп! Зачем вы снова? Все было правильно. Все нормально. Это вы хорошо сказали: худшее – это нам прокурор, лучшее – это наш адвокат. Да, между ними и суд…

Посетитель. Нет-нет-нет. Все просто: лучшим можно гордиться, а за худшее – отвечать, (Казмину) Ничего я наизнанку не выворачиваю. Это у вас все вывернуто, а я вправить хочу. И слова мои – не высокие, а самые нормальные. Просто вы отвыкли от нормальных слов. Что я им такого сказал? Нами должны руководить люди чистые. Чтобы так жили, как говорят. А то верить не сможем. (Пожимает плечами)

Ермаков. Ну и кто же с этим спорит? Все правильно. Я вас начинаю понимать. (Перехватывая инициативу) И я вам скажу, что нам судья. Наша совесть. И что же вы думаете, история с Марусиным нам ничего не стоила? Я прекрасно помню. Профессор места себе не находил. Он курить начал. Кажется мелочь, а ведь ему нельзя. У него инфаркт в запасе. (Достает сигареты) Вы курите?

Посетитель. А тут можно?

Ермаков. А тут теперь уже все можно. (Вере) А вы? (Предлагает сигарету, но Вера отказывается) Нет? (Посетителю) А почему она все время молчит? (Предлагает ему сигарету)

Посетитель. Спасибо, у меня есть. (Достает свои, закуривает)

Ермаков. Она вам кто? (Пауза) Нет, ну вообще, в деле? (Пауза) А-а, это что-то вроде понятого? Ну ладно. (Закуривает, усаживается против Посетителя, придвигается ближе) И это очень неточно, что мы просто списали человека. С ним в Ленинград поехал врач…

Посетитель (Перебивая). Не ваш! Не ваш! Поликлинический. Он сам вызвался.

Ермаков. Все равно – доктор. Не двоих же посылать! Да, там был неприятный случай в такси. Когда мне рассказали, я был в ужасе. Был по больнице приказ – люди, которые не заказали неотложку на Ленинградский вокзал, были строго наказаны. Когда Марусин вернулся, мы снова положили его к себе. Знаете, процесс послеоперационной реабилитации – он очень опасный процесс. Профессор лично консультировал. Вы не думайте, что мы замазывали перед ним. Зачем мы все это делали? Ведь если бы Марусин умер на любом этапе, это бы лишь доказывало правоту Центра, считавшего, что шансов и не было. Так ведь? Ну так? А мы делали все, чтобы человек жил. То есть как бы тем самым признавали ошибку Центра в прогнозе. Да, совесть нас мучила. Просто вы не так начали с нами разговаривать. Вы взяли такой прокурорский тон, что приходится защищаться. А если бы разговор был нормальный, профессор бы вам сказал: да, неприятная история. Так ведь, Андрей Андреевич?

Казмин. Дай сигарету.

Ермаков, Там, на столе, – леденцы.

Казмин (Посетителю). Дайте хоть вы сигарету. Он мне надоел со своими леденцами.

Посетитель (Открывая пачку). Я – без фильтра. (Ермакову) Вы, случайно, не работали на почте?

Ермаков. В чем дело?

Посетитель. Очень мягко пакуете.

Ермаков. Ну вот вы опять…

Посетитель. Я бы рад с вашей совестью обняться, да где она? (Щупает воздух)

Казмин. Ну, хотите, я вам скажу, что мне и сейчас тяжело вспоминать эту историю? А тогда – тогда, если бы я пил, я бы просто запил. Вы же не знаете, что у меня тут творилось… (Трогает грудь)

Посетитель. Профессор, а могу я вам задать один вопрос? Но настоящий?

Казмин. Прошу.

Посетитель. А что есть эти муки совести? Только ли самоедство? Или же – поступок? (Пауза) Лично я думаю, что лишь поступок доказывает, мучит нас совесть или нет. То, что мы себе публично позволяем, или то, что мы себе запрещаем.

Казмин. Вы извините, я тогда ночевал в операционных, и жизнь задавала мне другие вопросы. Я понимаю, куда вы клоните. Но знаете, когда у тебя люди под ножом, как-то не лезет в голову, что делать с собой. Наказать – не наказать.

Посетитель. Ладно. Но вот вам судьба посылает знак. Приходит к вам Гранович. И что же вы с ним сделали? Если вас мучила совесть…

Ермаков. Что мы с ним сделали?

Посетитель. Вы же там были. Вы что, не помните?

Вера, начиная проявлять признаки беспокойства, встает, потом снова садится.

Ермаков. Нет, ну что он вам про нас наплел?

Посетитель. А странный оказался мальчик, да? Вы это сразу поняли, что голыми руками его не возьмешь.

Ермаков. Подождите, он вам кто, этот Гранович.

Посетитель, Он мне – человек упавший.

Ермаков. Ну упавший, упавший, уже слышали. Раз он спился. Но он хоть в трезвом виде вам все это рассказывал?

Посетитель. Он мне вообще мало что рассказывал. Статью посмотреть дал. Сказал, что не напечатали. Я пошел в газету, нашел людей, которые помнят случай. Ну, они говорят, это был такой телефонный артобстрел! Из таких калибров! Да по редактору! Вы заряжали бронебойными! Это к вопросу о совести, которая вас мучила.

Казмин (Поднимая голову). Кто говорил? Кому я звонил? Кому я угрожал, просил, требовал, чтобы не печатали?

Посетитель. Упаси бог! У нас так не делается. Я вот один закон вывел. Закон третьего уровня. Любое дело остановит! (Наклоняясь вперед) В газету звонил заведующий горздравом. Это – третий уровень при тогдашнем вашем положении: вы – ваш главврач – заведующий горздравом.

Казмин. Значит, не я. Ну спасибо. Вы уже сняли его с работы?

Посетитель. Нет, вы поняли, в чем суть этого закона?

Казмин. Да что мне до ваших упражнений! Третий уровень, четвертый…

Посетитель. Нет-нет, только третий! Четвертый – это был бы уже не без последствий для вас. Четвертый бы вас по головке не погладил! А третий – он близкий, свой и в то же время – высокий. Я тут все учел. Закон третьего уровня – это… (Не находит слов) все! Все! Вы просто напрасно не доверились ему до конца. Его бы вполне хватило. Ну какой редактор устоит, когда ему кричат из такого кабинета, что статья посадит пятно на весь белый халат города! И что Госпремия нам нужна – она заслуга всей нашей медицины! Никто не устоит. Это гарантировало вам совершенную безопасность. А вы взяли да и мальчонку утопили. Для верности.

Казмин. Что мы сделали?

Посетитель. Это кому же из вас пришла мысль убедить газету, что Гранович был пьян? Вам, Андрей Андреевич? Или вам, Ермаков?

Казмин (Вставая). Что такое?

Посетитель. Ну то, что этого звонка вообще не было, вы утверждать не сможете, поскольку именно за это мальчика выбросили из газеты, о чем есть соответствующая запись.

Казмин. Никуда ничего я не сообщал.

Посетитель. Значит, не вы. А было вас трое. Ну не Гранович же сам на себя! Ермаков, давайте считать до трех!

Ермаков (С силой, откладывая перо). А вы давно с ним знакомы, с этим Грановичем?

Посетитель. Целых полгода.

Ермаков. А вот я думаю, он уже тогда поддавал. Он пришел пьяный!

Вера (Вскакивая). Неправда!

Посетитель. Вера, подожди!

Вера. Ложь!

Посетитель. Вера, я тебя просил!

Вера. Он не мог пить в тот день!

Посетитель (Вере). Дай людям сказать. (Казмину) Значит, он пришел пьяный, да?

Казмин. Что – да?

Ермаков. Он был на взводе.

Казмин (Помощнику, брезгливо). Зачем это…

Ермаков. Вы просто забыли…

Посетитель. Могло случиться.

Ермаков. Вот именно.

Казмин (Помощнику). Кто тебя просил?

Ермаков. Я вас не понимаю.

Посетитель. Он вас не понимает. Объясните ему.

Ермаков. Он был не в себе.

Казмин. При чем тут это…

Ермаков. Да просто пьян!

Посетитель (Профессору). Могли вы не заметить?

Ермаков. Что я, ничего не помню?! Лыка не вязал!

Посетитель (Казмину). Вы вспомните. Значит, он пришел к вам…

Казмин. Не знаю… Пять лет назад… Не помню…

Ермаков. Что вы не помните? С этим уже никто не спорит. Был подшофе.

Посетитель (Казмину, показывая на Ермакова). Никто не спорит. Подшофе.

Ермаков (Шефу). Вот, вы слышите?

Казмин. Ну так что вы от меня хотите?

Ермаков (Посетителю). Что вы еще хотите, если не спорите, в самом деле!

Посетитель. Ермаков, вы почему ко мне так медленно привыкаете?

Ермаков. Это вы про что?

Посетитель. Значит, он был пьян как сапожник?

Ермаков. Да! Был пьян как сапожник! И что?

Посетитель. Статья о клевете, часть первая. (Достает бумагу)

Казмин. Послушайте, вы все!

Посетитель. Вот стопроцентное доказательство его трезвости в тот день. Как раз после вас он сдавал экзамены в ГАИ. Вот направление военной кафедры, вот справка. Вот и вот. Я нашел в архивах МВД.

Ермаков. Да плевать мне на эти раскопки…

Казмин. Вы что тут устроили?

Ермаков. Он еще и безграмотен! Пять лет назад! Смешно!

Посетитель. А мы начнем считать со дня сегодняшнего. Вы же сегодня повторили. Вы сказали сегодня: был пьян как сапожник.

Ермаков. Ах вот что тебе было нужно!

Посетитель. Чтобы не было никаких сроков давности.

Ермаков. А-а, ну мне понятно.

Посетитель. Он думал, я в куклы играю.

Ермаков. Тогда ничего я не говорил.

Посетитель (Показывая на Веру). Вот свидетель. Я тоже. Да и Андрей Андреевич, надеюсь, тоже слышал. Он соврать не даст.

Ермаков (Отмахиваясь). Ничего он не слышал!

Посетитель. Андрей Андреевич, вы слышали?

Казмин. Вы что оба, с ума сошли?

Посетитель. Нет, но вы слышали?

Казмин. Прекратите!

Посетитель. Вы будете свидетель. Вас спросят, вы слышали?

Казмин. Я не желаю участвовать в этом базаре!

Посетитель. Я про совесть. Вы слышали? Он сказал…

Казмин. Ничего я не буду отвечать!

Посетитель. Вас предупредят по статье…

Казмин. К чертовой матери все!

Посетитель. За дачу ложных показаний.

Казмин. Вы меня вынуждаете не считаться ни с чем!

Посетитель (На пределе). Вы слышали, как Ермаков в вашем кабинете сего числа в присутствии трех человек заявил, что Гранович во время визита к вам по газетному делу был пьян?

Казмин. Ничего я не слышал!

Пауза. Казмин подходит к шкафу, достает коньяк, наливает себе, пьет.

Посетитель (После паузы). Вера… Почему так трудно?.. На нашей стороне – правда, на нашей стороне – закон. Почему же я в поту? Они что – неподсудны? (На истерическом крике) Каждый раз нужно совершать подвиг Геракла, чтобы передвинуть один стул! (Шатаясь, идет к столу, набирает номер телефона, говорит устало) Можно Грановича? (Пауза). Паша, ты?.. Ты в порядке?.. Совсем? (Пауза) Молодец. У тебя в кармане куртки – адрес. Сядь на трамвай и приезжай. Я жду.

Разделы и рубрики

Автор

Цикл публикаций

Публикации автора