* * *
Ничего не считаю
с в о и м в этом мире.
Разве что мир.
* * *
Хочется иногда
простых радостей:
к пиву – рыбку,
к жизни – смысл.
БОЖЬЯ ВИШНЯ *
Божья вишня, меня научи
доброте своей и смиренью:
все раздать, раздарить – без стремленья
что-то выиграть, получить.
Воробьям или детям малым
или просто – земле, траве…
Осыпайся агатовой манной
ныне, присно, вовек!
* Так на Украине в народе иногда называют шелковицу, щедрее всех плодовых деревьев дающую ягоды и плодоносящую дольше всех (отдельные виды – с июня по сентябрь).
ДОГАДКА
Когда я стану придорожным камнем,
то, верно, не замечу перемены.
* * *
Больничный садик весь в цвету –
как наважденье,
как будто шаг за ту черту –
к освобожденью
от бед, и хворей, и тоски –
вселенской, жгущей…
Апрель у гробовой доски –
брат райских кущей.
* * *
Когда Господь творил сей мир,
заботился ли Он о копирайте?
СОВРЕМЕННОЕ
– Отняли копеечку!.. –
вопит стомильённый юродивый.
И молится за царя-ирода.
* * *
Учитель – тот же попрошайка,
со своим надоевшим:
– «…возьмите, кто сколько может!»
* * *
Рассудок-петушок,
радуешься,
найдя зерно истины?
Брось его,
оно несъедобное.
ПАСХАЛЬНЫЙ ДИАЛОГ
– Христос воскрес!
– Его проблема.
* * *
Ты так искусно, друг,
мне плюнул в душу,
что этого я даже не заметил.
* * *
Все мы – почтовые служки.
Жизнь – поиски Адресата.
* * *
Забабахали Баха
небесные лабухи
майским утром –
всем зеленым ушам
на радость.
* * *
Чуть утро,
заводит шарманку у.е.:
уехать, уехать…
* * *
Муха плавает в стакане –
муха борется за жизнь.
Нет, на дно она не канет:
«– На вот ложечку, держись!»
Муху вытащит детина,
крылья, лапки ей утрет,
молвит: «Бедная скотина…»
И головку оторвет.
* * *
Для цепного пса
каждый прохожий – событие.
Как и для поэта.
* * *
Только споткнувшись,
подумаешь о дороге,
которой ты шел.
* * *
бесцветный день
украденный у ночи
наденешь как перчатку
морщась
не замечая
жест слепой руки
и даже мысль
извечная
З А Ч Е М
не мечется
мышонком нагловатым
по грязным закоулкам
мозга
но вдруг всплывает
неким чудом-юдом
и зенки пялит
на тебя
в упор
* * *
Говорю «халва» – и во рту мне сладко.
Называю имя – и вижу: т ы.
Виршетворцы, вестимо, на патоку падки –
на сладость звуков и мед красоты.
Нам, сладкоежкам, и горя – мало.
Над самой бездной вострим словцо.
А кончим самым банальным: «Ма-ма…» –
и к бледной стене повернем лицо.
ПОДОЗРЕНИЕ
Неужели ж и з н ь –
лишь повод для текста?
* * *
Уже не перечесть последние страницы,
которые тобой написаны вчера,
и вот от многословья отстраниться
есть веский повод. Ибо вечера
под лампою добрейшей, свет дарящей
уже не повторятся никогда…
Еще не Божий суд, но настоящий,
Но Страшный Суд, где только «нет» и «да»,
сейчас свершится в меркнущем сознаньи,
и Богу не оспорить приговор,
который на задворках мирозданья
себе тварь Божья вынесла в упор.
* * *
Счеты свожу, в бухгалтерии совести роюсь,
не доверяя пройдохе уму.
Мой Кредитор, от тебя я, конечно, не скроюсь.
Долг мой огромен. И все же его я верну
с первой получки — с пощечины вишни цветущей,
с первой травы на ожившем могильном холме.
Сумма двузначная — съеденный хлебец насущный,
вкусный окраец, нежданно доставшийся мне.
* * *
В кафешке дешевой за крохотным столиком
ты сядешь и локти поставишь на стол.
О Боже, подумаю, ехать мне стоит ли
в далекие Лувры, седые, как луни,
когда Модильяни здесь – на все сто!
Изгиб этой шеи таинственней Истины,
опасней, чем бритвы скользящая сталь.
По коже мурашки – от этой исповеди:
пади на колени, склонись и не встань!
О Боже, прошу, милосердный и правый,
от Времени женщину эту спаси!
Для этого камня не нужно оправы.
Бери его так, как он есть, и носи.
* * *
Бархат ивы цветущей, лепет
абрикосовой кутерьмы
повергают в душевный трепет,
ведь неясно: при чем тут мы
в этом царстве розово-белом,
в наркотическом полусне,
где показаны нам, обалделым,
письма Бога любимой. Весне.
* * *
Лучшее общество –
я сам,
когда вмещаю в себя
полмира.
