А. Куприн
Татарин, конечно, татарин!
Я сижу против него, смотрю на его полное лицо, на суженные, ясные глаза, на щетинистую щётку его волос, а сам думаю: «Почем я знаю, не сидел ли твой далёкий предок на ханском престоле Золотой или иной Орды? И не он ли замучил пра-пра-пра-пра-дедушку Анатолия Каменского, который не хотел поклониться его идолу? И ты сам – на что способен ты, и чего ты не можешь?»
И потом наблюдал, читал, изучал, и всё то же шло в мою голову: дикарь, нежный деспот, горячий зверь. У него анархизм дикаря, любовь зверя, и его хитрость, и его жестокость, и его осторожность.